Рассказы - [20]

Шрифт
Интервал

На сегодня синоптики объявляли ветренную холодную и штормовую погоду и чайки вряд ли могли проводить военных моряков далеко в море.


08.1989.


БЕГЛЯНКА

Ослепительная белизна ее стройных и длинных ножек потрясала обращенные к ней взоры прохожих. Нежность и грациозность походки очаровывала всех, кто хоть чуточку разбирался в девичьей красоте. Гармоничность фигуры выразительно дополнялась несколько исхудалыми, узкими бедрами. Она не шла, а плыла. Маленькое личико почти не двигалось. Лишь глаза вдумчиво устремлялись вдаль, будто в небытие, запредельность, прозревая невидимое. Небольшие нос и рот подчеркивали их загадочность и таинственность. Божественная!

По улице разносилась мелодия: ”Ах, какая женщина, какая женщина, мне бы такую”.

– Боже мой, догнать бы ее, взять на руки, обнять что есть сил.

– Оставь! Будто не знаешь, что такие кусаются!

– Да ты посмотри! Это же само божество! Прости, но я все же пойду за ней.

– Перестань!

– Бегу. Видишь, уходит. Вечером позвоню.

– Но ведь она не твоя!

– Ну, так я узнаю, чья!

Она очень быстро обнаружила преследователя, решила тотчас же оторваться и резко завернула за угол. Тщетно. Уйти не удавалось, даже спасаясь бегством. Его очарованность оказалась быстрее ее нежных ног. Она добежала до недавно окрашенной в светло-голубое ограды, почти взлетела на нее, чуть помедлила, примериваясь, и, удержавшись, спрыгнула на другую сторону.

– Ах, какая досада!- воскликнул преследователь. Он безуспешно толкался в деревянную стену, и проклинал свою “везучесть”. Потеряв надежду хотя бы увидеть еще раз беглянку, понурившись, побрел вдоль ограды. Судьба, сжалившись над ним, сочуственно выбила в брусе неровную форточку.

Из мусорного бака в него пристально вглядывались уже знакомые глазки беглянки. Убедившись в своей безопасности, она самодовольно и неторопливо прибегала к извечному ”мяу, мяу”.

– Какая она все же породистая!- досадовал преследователь. Вот бы ее изловить и унести домой. Но ведь если сделать это насильно, то может и впрямь исцарапать. Или хотя бы котеночка ее достать. Говорят, кошки хорошо снимают давление, а у матери оно бывает порой такое высокое! Впрочем, и ее придется, наверно, уговаривать. И чего это я затеял?!

– Ачико, это ты?-спросила мать, услышав, как хлопнула входная дверь.

– Да, мама, я!

– Где ты, сынок, до сих пор? Сколько можно тебя ждать?!

– Никто не приходил, ма, или, может, звонил кто?

– Нет, родненький, нет, садись кушать, я уж тебя не дождалась.

Арчил сидел у окна и вдумчиво вглядывался с высоты шестого этажа в небольшой двор перед его крупнопанельным домом. Вокруг, рядом, напротив жались и высились современные жилые восьмиэтажки.

– Лучше ужасный конец, чем ужас без конца,- перебирал Арчил в уме всевозможные варианты продолжения своей трудовой деятельности.

Новый шеф послал запрос и добился согласия на перевод Арчила на его старую работу, а сам укатил в продолжительную командировку в один из европейских городов на международный симпозиум. На старой работе, получив эту информацию, подсуетились, захлопотали в надежде оставить Арчила у себя насовсем и стали всячески хлопотать по этому, хотя официально добро на его перевод было отдано.

И вот уже порядком давно Арчил пребывал без официальной работы, хотя посещал обе работы, порой даже в один день.

С последней работы Арчил не прихватывал с собой даже листочка, оставлял там все отчеты, расчеты, статьи, выходящие из его рук, а на прежней у него не было даже стола.

– Новая трудовая жизнь начнется с новых листочков,- думал он, смакуя момент, когда совсем распрощается с недалеким прошлым, почти еще настоящим. Хоть расставание виделось почти болезненным, потому что он любил свой коллектив и даже замечал ответную симпатию к себе.

– Не клеится здесь работа, и все! За окном новые времена, пожалуй, нужно примериться к ним и вписаться,- убеждал он себя, все идет своим чередом и в общем к лучшему.

Но и, конечно же, последнюю точку в решении поставила Кетино. Он не мог постичь тайны ее окончательного “нет” и терялся в догадках.

– Что это было?-недоумевал он,- И чего она вдруг отвернулась от меня?

Рано или поздно это должно было произойти. В один прекрасный момент равенство тождеств нарушилось, и он сделал шаг, увы, в неправильном направлении, перешел за черту, после коей начинался внутренний мир.

За красочностью ее внутреннего мира, открывшегося его взору, он даже не услышал и не заметил, как за ним захлопнулась дверь. Да, войти в этот мир было куда проще, чем выйти из его многочисленных лабиринтов, хотя в общем туда и не очень-то настоятельно приглашали и проникнуть удалось с немалым трудом и мытарствами.

Стоило ли, однако, забираться в красочный лабиринт, чтобы потом заблудиться в нем и погибнуть от изнеможения? Стоило ли ради него терять себя и приобщаться к неизвестному, загадочному, не прогнозируемому?

Ему крупно, как он считал, повезло, он попал на удачный круг и под конец вышел к той же черте, откуда и исходил, начинал свой путь. Cработала внутреняя система сигнализации и самозащиты, сама же изгнавшая инородное тело прямо через входную дверь. Конечно, кое-что в этой системе ему удалось уловить, разобраться, далеко не все ему одинаково пришлось по душе, но в целом, признался он себе, в нутре японской техники и внутреннем мире женщины копошиться – пусть даже разгуливать экскурсантом по самым привлекательным их достопримечательностям – занятие малопривлекательное, и небезопасное.


Еще от автора Самсон Прокофьевич Гелхвидзе
Таинство

“ Поэзия – призвание моё, моё предназначение, То, ради чего с небес на землю, командировала меня судьба.” “Сущность моя есть – моя боль и мои чувства, без которых я, далеко не я.” Самсон Гелхвидзе “СПЛОШНОЕ СЕРДЦЕ ГУДИТ ПОВСЕМЕСТНО” (От редактора) Эти слова Владимира Маяковского как нельзя более подходят для характеристики стихотворений и поэм Самсона Гелхвидзе, впервые предстающего перед читателями в качестве поэта. “Первой ласточкой” на книжной полке художественой литературы явился сборник рассказов “Торговцы болью” (Тбилиси, 2002), а теперь видим пробу пера в стихотворчестве.


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.