Рассказы - [21]
Ему приходилось сталкиваться с такими закрытытми внутренними системами японской техники, облитыми гипсовой оболочкой, что при нарушении целостности сей оболочки система рассыпалась на мелкие винтики и детали с невозможностью их повторного сбора.
– Вот молодцы японцы! Докумекали же хранить тайну своих конструкций,- восхищался Арчил.- Так во всяком случае гораздо честнее, чем поступать, как некое дикое растение, заманивающее насекомых в прелестную глубь своих чудных душистых цветов, а потом сжимающего лепестки и без труда умерщвляющего под ними несчастную, потерявшую чувство опасности жертву.
– Да, но как случилось, что меня система не проглотила, а выплюнула обратно, -недоумевал он,- а потом и совсем отвернулась от меня, отказалась. Зачем в таком случае она впускала меня в себя?
– Возможно, с твоей помощью она омылась, очистилась,- подсказывал ему свою версию внутренний голос,- быть может вместе с тобой отринула, выплюнула все ненужное, лишнее, нежелательное, что таилось в ней и от чего ей хотелось избавиться?
– Да, но почему именно я?- интересовался Арчил.
– Ты этого никогда не узнаешь,- отзывался внутренний голос,- просто она приглядывалась, искала и напоследок решила выбрать тебя.
– Выходит, что я ее избранник?!
– В некотором роде, но всего лишь для этого дела.
– Понятно,- вроде бы заключил Арчил.
– Пожалуй, нет,-продолжил свои умозаключения внутренний голос,- скорее всего она хотела предстать во всей своей красе, а потом, заметив, что нравится, тотчас же это усекла, система сработала и выплюнула меня. Не слопала, не оставила внутри себя, а именно выплюнула, чтоб не спугнуть следующего назревающего.
– Что же в этаком случае ее питает?- задумался было Арчил, но в мозгу тотчас прояснилось,- а,…, а,-протянул он, понятно!- Система питается энергией посетителей. Вот вам ширма. То-то я чувствую себя после этого уставшим и будто помятым.
Какой все же вздор ломать себе голову в попытках угадать замысел в поведении женщин. Порой они и сами не знают, а случается, забывают, почему в той или иной ситуации поступили именно так. А насчет будущего – не о чем и говорить. Здесь они руководствуются предположением Кафки и думают одно, говорят другое, а делают третье.
– Господи,- отряхнулся Арчил от набегающих мыслей.- Прямо голова разболелась!
Он все еще поглядывал в окно, наблюдая за тем, как мальчишки играют в футбол.
Высокие старые тополя мягко помахивали верхушками, едва шелестя зеленой листвою.
Недавно слетевшиеся в город стрижи кружили по небу большими кругами с наводящим на людей ужас криком, писком и воплем.
– Прямо истеричные летающие коровы,- заключил Арчил,- а не нежные ласточки. Шкуры летающие и продажные! Как у нас трудности, холод, зима, проблемы, так они и знать тебя не хотят и, не спрашивая никого, всякий год в назначенный час, срываются и улетают в теплые страны, не то, что преданные воробьи.
Мечутся, как угорелые, по небесному своду. Что ими движет? Неужели только то, что и людей по жизни- голод! Но не только, еще и жажда наживы? Будто на свете нет птиц, кроме них. К чему такая истеричность, ажиотаж, когда можно все тоже делать спокойно и без лишнего шума?
Под крышей верхнего, технического этажа восьмиэтажки напротив, между верхней и нижней панелями чердака темнел небольшой паз, ниша, в которую с жуткой скоростью влетал и вылетал все один и тот же полоумный стриж.
– Вот, безмозглый дурак,- негодовал Арчил,- головой об стенку ударится и поди потом, поминай, как звали!
После одного из неудачных вылетов из ниши птица замешкалась, скользнула вниз, чтоб разогнаться для взлета, попала ногой в проволочную петлю и, почуяв, что угодила в ловушку, подняла панический вопль, визг и писк на всю округу.
– Вот дура, мать твою,- не сдержался Арчил,- чего тебе там было надо, получше местечка не могла подыскать!
Птица трепыхалась бесперебойно, неустанно пищала, пыталась высвободить ногу, застрявшую в западне.
Со всех сторон слетелись пичуги. Первыми были воробьи. Они садились близ жертвы, на вертикальные провода, с этажей сбегающие на крышу, с любопытством посматривали на страдалицу, пытались хоть чем-то помочь, ничего не могли поделать, отлетали в сторону, потом подлетали снова, попрыгивали на месте, опять отлетали, и так по нескольку раз.
Из других птиц явились голуби, уселись на плоскую крышу дома, кое-какие даже на выступ межэтажного перекрытия. Подлетели также дрозды и другая мелочь, но, увы, оказывались в роли лишь наблюдателей и, в сущности, ничем жертве не помогли.
– Бедняжка, ей уже не выкрутиться,- вздыхала стоящая рядом с Арчилом мать, наблюдая за случившимся.
– Но как и чем ей все же можно помочь?- интересовался Арчил.
– Теперь уже ничем,- убежденно отзывалась ему мать.
– Еще нет,- упрямился Арчил.
Тщетные усилия и попытки Арчила и соседей с последнего этажа дома напротив оказались безрезультатными. К несчастью для бедняги, уже в бессилии висевшей головой вниз на пострадавшей ноге, ближайший оконный проем был заложен кирпичной кладкой еще задолго до случившегося, так что близко к жертве никак нельзя было подступиться. Испробовали метод, которым Арчил руководил из своего окна, направляя действия соседки из дома напротив, которая сперва шваброй, а потом неким причудливым орудием из связанных швабры, палки и проволоки пыталась то подцепить бедолагу проволокой, то подсадить ее, приподнять и тем временем высвободить ножку из плена. На это ушел весь оставшйся день и вечер, пока не смерклось, но попытки не принесли ни малейшего результата.
“ Поэзия – призвание моё, моё предназначение, То, ради чего с небес на землю, командировала меня судьба.” “Сущность моя есть – моя боль и мои чувства, без которых я, далеко не я.” Самсон Гелхвидзе “СПЛОШНОЕ СЕРДЦЕ ГУДИТ ПОВСЕМЕСТНО” (От редактора) Эти слова Владимира Маяковского как нельзя более подходят для характеристики стихотворений и поэм Самсона Гелхвидзе, впервые предстающего перед читателями в качестве поэта. “Первой ласточкой” на книжной полке художественой литературы явился сборник рассказов “Торговцы болью” (Тбилиси, 2002), а теперь видим пробу пера в стихотворчестве.
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.