Рассказы. Часть 3 - [24]

Это был сидящий человек со слишком большим количеством рук. Фигура человека, но голова слона. Гротескно? Да, и к тому же страшно. У существа были глаза, которые словно смотрели из камня, и его хобот не казался застывшим — словно был наготове!

Как бы просто это ни было, эффект производил не мертвый образ, а замершее существо, чьи руки и ноги могли двинуться в любую секунду. Наблюдая за статуей, я стал ждать, когда же она начнет двигаться.

Тогда я понял, что случилось с Митре. Он тоже наблюдал за статуей, со множеством бутылок возле себя и ждал этого движения, так дьявольски запечатленного в камне. И фантазии стали преследовать его; возник комплекс вины. Теперь слоны действительно двинулись в путь. Розовые слоны, по правде говоря.

— Но почему вы не избавились от статуи? — спросил я, наконец.

Это был вполне логичный вопрос.

— Я испугался, — просто ответил Митра.

Это был вполне логичный ответ. Чем больше я смотрел на эту штуку, тем более разумным становился ответ. Я бы тоже испугался — признаюсь честно. Я не бросил бы статуэтку в море, не разбил бы ее, не запер, если бы не мог полностью уничтожить зло, заключённое в ней. Митре пронес свой крест через полмира, и, увидев это, я все понял. Но должно быть что-то одно, логично это или нет.

Мы стояли в его спальне, глядя на этого ужасного маленького черного идола с человеческим телом, множеством рук настолько дьявольски изящной работы, что крошечные пальчики казались настоящими; стояли, глядя на ужасный слоновий хобот и острые бивни; смотрели на маленькие хитиновые наросты на ступнях из слоновой кости. Маленькие темные глазки, казалось, смотрели на нас в ответ, словно сардонически сверкая. В сумерках тускло поблескивающая статуэтка лишила меня присутствия духа, и я стал ждать, когда она сдвинется с места…

А потом из окна донесся звук. Он ворвался, как будто со двора, и я узнал его, почувствовав холодок в спине.

Это была музыка — жуткие звуки флейты, которая играла в коридоре прошлой ночью после того, как Митре прогнал незнакомца. Это была высокая, пронзительная, истерическая музыка, которая, казалось, исходила из неведомых, чуждых миров, принося весть о каком-то нечеловеческом безумии. Я узнал ее со страхом, который не мог ни назвать, ни скрыть. Митра тоже узнал ее. Он побледнел и дико уставился на меня.

— Музыка, — прошептал он. — Снова! Это танец Ганеши!

Эти слова разрушили чары. Во время того таинственного разговора прошлой ночью он сказал что-то о «танце». Так вот значит, это он имел ввиду?

Я схватил друга за дрожащие плечи и посмотрел прямо в глаза.

— Скажи мне правду, парень, — сказал я. — Выкладывай. Кто был тот незнакомец, и что именно он хочет от тебя?

Митре затрясся всем телом.

— Я скажу тебе, но заставь его прекратить играть, заставь его остановиться, пока не поздно!

Я распахнул окно и выглянул во двор. Как только я это сделал, музыка резко оборвалась! Мои глаза скользнули вниз за окно.

Мне показалось, что я вижу фигуру, быстро удаляющуюся в тени рядом со зданием, но я не был уверен. Мерцает ли умирающее солнце на серебряном тростнике?

Нет, там ничего не было! Ничего, кроме последнего навязчивого эха этой странно оборвавшейся музыки. Я снова повернулся к Митре. Он с облегчением вздохнул.

— Он исчез. И не сделал того, чем угрожал. Слава Богу!

Мое терпение лопнуло.

— Кто этот парень и что все это значит? Говори правду, Митре, если тебе действительно нужна моя помощь!

Митре отвернулся и быстро заговорил.

— Я не все тебе рассказал, док. Но тебе следует знать это сейчас.

С тех пор за мной следили из храма. Поначалу я этого не заметил: мужчина был одет как европеец и выражался по-европейски. Он не носил театрального наряда в виде бороды и тюрбана, и не приходил ко мне с угрозами или проклятиями.

Однажды на судне он подошел ко мне и спросил, не нашел ли я на востоке каких-нибудь диковинок. Мы разговорились, и я повел его в каюту и показал ему несколько ваз, другие безделушки, которые купил. Когда мы закончили, он ничего не сказал, но улыбнулся. А потом попросил меня показать ему статуэтку Ганеши. Я разволновался, спросил, откуда он про нее знает. Он ничего не сказал — просто намекнул, что слышал. И он очень хотел бы ее купить. Предложил мне тысячу, там на корабле, незаметно, наличными. Я коротко отказался и проводил его до двери. Он снова улыбнулся и сказал, что свяжется со мной.

Митре вытер лицо.

— В Париже, на обратном пути, он явился ко мне в отель. Как нашел меня, не знаю. На этот раз предложил десять тысяч. Я снова отказался. И уже начал беспокоиться. Как он узнал о краже?

Если знал он, то кто еще мог знать? Кто мог послать за мной агентов в отместку?

На следующем корабле все началось сначала. Он появился; я почти ожидал этого. Я расспросил о нем стюарда и интенданта — те ничего не могли мне сказать. Они не назвали его имени, но сказали, что он из Индии. И тут до меня дошло — это агент, посланный храмом!

Глаза Митре смотрели затравленно.

Он не размахивал ножом и не посылал ко мне через фрамугу кобр, и даже не угрожал, как полагается таким людям. Он просто улыбался, появляясь в самых неожиданных местах и предлагал мне деньги. Иногда он просто возникал на пути — и одно это действовало мне на нервы, скажу я вам! Куда бы я ни пошел, он стоял в стороне, улыбаясь и наблюдая за мной. Я тогда я начал пить. На вторую ночь в Нью-Йорке он пришел ко мне и зашептал, потому что я его не впустил его; тогда он произнес свою единственную угрозу. Он сказал, что если я не верну статую, он заставит статую прийти к нему!