Рассказы - [34]

— А разве не сказано: «легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому в царство небесное»? — спрашивает Юдо Глум.

— Разве не в утешение бедным сказано это? — К «разве» Юдо Глума его верная жена как меньшее из двух золотых обручальных колец прилагает свое «разве». Что остается Юдо Глуму? Немногое.

— Если бы это было сказано только в утешение бедным, то скоро забылось бы, — говорит Юдо Глум. — Бедным много всего говорят, и они быстро забывают услышанное. Сказано же это, чтобы люди как можно быстрее умножали богатство и число богатых, чтобы явиться на Суд Божий в возможно большем количестве и сказать: «Вот видишь, мы все такие. Прости нас». Правда, неглупо? А?

Жена Юдо Глума радостно кивает головой и заглядывает в компьютер, чтобы справиться, как ведет себя сегодня индекс Dow Jones.

— Приемлемо, — сообщает она Юдо Глуму, а он продолжает:

— Принято считать, что тяжелее всего признать глупость глупостью. Особенно если это — твоя глупость. Но и из этой ситуации есть выход. Любая глупость может быть представлена так, будто это — волшебная дверь, за которой находится королевство скрытых смыслов. А чтобы волшебная дверь открылась, нужно собрать большую толпу сглупивших и налечь на дверь всем народом.

Жена Юдо Глума смеется.

Так говорил Юдо Глум, мошенник из мошенников. А слушала и записала, как всегда, — жена, очень хорошая женщина.

И вот что. Многие жизненные ценности перечислил Юдо Глум — молодость, красоту, ум, здоровье, деньги, удачу, славу, но не упомянул о любви. Видимо, боялся сглаза — суеверный мошенник.

ВЕЛИЧИЕ ЮДО ГЛУМА

Много всякого было сказано о Юдо Глуме. Но теперь настало время отделить зерна от плевел.

Правда и ложь о Юдо Глуме

Юдо Глум вешал авоськи на боковые зеркала своего автомобиля.

Ложь.

Юдо Глум, становясь перед писсуаром, тоненько повизгивал.

Неизвестно.

У Юдо Глума будто были главные очки и запасные. И когда он снимал запасные очки, то забывал, что на них нет заброшенной за шею резинки, и очки падали ему под ноги.

Было один раз.

Юдо Глум писал послания французскому президенту, но зачитывал их только своей жене.

Правда.

Юдо Глум был оптимист и мечтатель.

Неправда. Его ужасало быстрое течение жизни. Не успевал он собрать опавшие листья во дворе, а уже, глядя в зеркало, обнаруживал, что пора бы ему постричься.

Юдо Глум не был согласен со взглядами своего приятеля Гуго Вайса, построившего дом с глухой восточной стеной.

Правда. Юдо Глум стоит за внимательное отношение ко всем культурам. Прорубить окна в стене — еще не значит устроить в ней дверь, говорит он.

Юдо Глум, когда жена его приступала к глажке, просил оставить ему носовые платки и гладил их с большой тщательностью.

Правда. Юдо Глум не любил гладить брюки, потому что они норовили соскользнуть с гладильной доски, но гладил с удовольствием носовые платки из-за их чудесной покладистости. Он сказал однажды жене, что поведение носового платка при глажке совпадает с его представлениями о характере идеальной женщины, на что жена Юдо Глума хмыкнула, но не возразила (умна).

Юдо Глум не был патриотом Кирьят-Кфара.

Неправда. Даже флажок после Дня Самостоятельности Кирьят-Кфара не в состоянии был он выбросить в мусорную корзину и потому завел специальный ящик для старых городских флажков.

Юдо Глум — автор и постановщик «танца с чаем».

Правда. Когда Юдо Глум шел по коридору с горячим чаем, он размышлял об идеальных пропорциях в устройстве жизни. Когда небольшое количество горячего чая выплескивалось и обжигало ему руку, он вскидывался, но поскольку не в его характере было бросать начатое дело, то из этой ситуации рождался танец с чаем, и чай лизал ему руки. Танец завершался тем, что Юдо Глум ставил картонный стакан на пол, дул на обожженную руку, а чай в стакане тем временем успокаивался, после чего Юдо Глум и стакан чая заключали перемирие: Юдо Глум временно прекращал размышлять, а чай обещал не плескаться в стакане.

Юдо Глум не был излишне деликатен, и порою казалось даже, что он толстокож, вплоть до садистской бестактности.

Трудно согласиться, но нельзя и полностью отрицать. Был случай, когда Юдо Глум, отформатировав диск, невинным тоном спросил у компьютера: «Помнишь меня?»

Юдо Глум утверждал, будто человеку, который только что переел, следует поесть поверх съеденного еще чего-нибудь легкого. И тогда ему полегчает.

Неправда. Юдо Глум боролся с этим опасным заблуждением.

В характере Юдо Глума ощущалась некоторая скрытность.

Абсолютная чушь. Юдо Глум был настолько в мире с самим собой, настолько нечего ему было скрывать от людей, что он даже не вздрагивал, когда кто-то дергал ручку двери туалетной кабинки, в которой он сидел в это время.

Юдо Глум пометил линию пояса на всех своих рубашках, облегчая работу своей жене, — чтобы ей не гладить ту часть рубашки, которая все равно сразу помнется при заправке в брюки.

Неизвестно, правда ли это. Жена Юдо Глума не дала нам oднозначного ответа на прямо поставленный вопрос.

Юдо Глум был нетерпелив. Он не умел заставить себя выполнить подряд два монотонных действия.

Неправда. Действительно, творческий характер Юдо Глума делал для него тягостной всякую регулярность, но если ему, например, нужно было сделать двенадцать одинаковых действий, то чувство тоски одолевало его на втором действии и заканчивалось на десятом. А одиннадцатое и двенадцатое он выполнял с большим энтузиазмом.