Рассказы - [27]

Хоронили его в обычный будний день, в присутствии социальной работницы, четырех старух и старика (у пятерых последних атрофировалось ощущение смерти, у социальной работницы — профессионально затушевано, как лица изнасилованных женщин в телевизионных новостях). Нужно отметить: старик не рассорился к концу жизни, как это обычно бывает, со всеми почти старыми друзьями, продолжая безоблачное общение с ними в прерывистых снах, приходящих после незатейливых радостей расправленной простыни и зарывания в надежное одеяло. Наяву каждая такая оборванная (иногда со скандалом) связь хоть и воспринимается воображаемым статистическим стариком сквозь раздражение и заношенный флер печали, все же ясно осознается им как шаг к грядущей полной свободе, как отданный канат, не обвивающий больше оголившуюся причальную тумбу. Наш хитрый старик всех обманул, скрыв поздний триумф одиночества.

Итак, пришли на похороны только эти шестеро — представитель государства и пятеро случайных соседей. Близких его то ли не нашли, то ли, может быть, не слишком упорно искали, он ведь не жертва террора, и его не сбил на пешеходном переходе известный адвокат. Был там еще смуглый раввин в черной шляпе, который быстро качался и еще быстрее проговаривал слова молитв.

А через неделю в другом уголке той же местности в семье адвоката и служащей министерства охраны окружающей среды в ночь с 13-го на 14-е родился мальчик (как выяснится позже — с большими способностями к математике), и для снимка к первому его дню рождения уже ждут его на полке шкафа маленькие полосатые трусы.

СЕКРЕТ

Мне рассказали потом, что жена давно выгнала его из дому, и он поселился у своей пожилой матери. Иногда в пьяном виде он заваливался к жене с каким-нибудь подарком для малолетней внучки. Жена отбирала у него очередной ключ, а он клялся, что этот — последний, больше нет, но с изворотливостью опытного алкоголика никогда не забывал изготовить дубликат и оставить его в квартире матери перед очередным приходом к бывшей жене. В вечер последнего посещения «экс»-супруга, уложив внучку спать, вышла на пару часов из дома, а когда вернулась, то застала его пьяным, заснувшим в постели внучки, игравшей на полу рядышком. Она разбудила его и потребовала, чтобы ноги его больше не было в доме. Она не будет играть с ним в игры с врезкой новых замков. Он на этот раз и сам смутился и больше не размножал своих отмычек.

Всего этого я не знал, когда по работе мы должны были вместе отправиться в командировку и прожить в одной комнате три недели (мне позже нашептала его историю наша общая сотрудница на корпоративной вечеринке, как стали называть позже это мероприятие). Поначалу все шло нормально, мы возвращались вместе с работы, смотрели телевизор, перекидывались несколькими фразами о работе, ради которой приехали. В конце первой недели, когда наступил праздник (это был праздник Победы), мой спутник и сосед по комнате сказал, что ребенком оказался и долго пробыл в партизанском отряде, и этот праздник значит для него больше, чем для других. Мы накупили с ним вместе закусок, вина. Мне показалась естественной наша обоюдная немногословность вначале, но я рассчитывал, что, немного опьянев, он расскажет о том времени и о себе. Этого не произошло, язык моего спутника вскоре стал вялым, глаза помутнели. Посидев еще немного, мы улеглись спать. Утром следующего дня он снова объяснил мне, как важен для него этот праздник и что он никогда не отмечает его только один день. На работу я ушел без него. Когда я вернулся вечером, он был сильно пьян. Я еще раз попробовал расспросить его о детстве и партизанах, но ответы его были невнятны и туманны. Все же я решил, что он не врет — слишком излишней и ненужной была бы ложь как предлог отметить праздник Победы.

Места, в которые нас командировали, были болотистыми, поселились мы в туристическом кемпинге, через который протекала река. Я очень рассчитывал поплавать в ней, если в ближайшие дни потеплеет. В кемпинге иногда устраивались на ночь иностранцы. Однажды это была семья французов, в другой раз — пара канадцев, с которыми мы поговорили о хоккее и фигурном катании. Но в основном это были большие автобусы с пожилыми немцами. В заднюю часть автобуса была вмонтирована походная кухня. Немцы общались между собой, с нами контактов не возникало. Было очевидно, что они приехали навестить места, где им пришлось воевать.

Наступал май, было уже много комаров, я отмахивался от них веткой, и местный житель, проходя мимо в резиновых сапогах и с удочкой, улыбнувшись, заметил мне, что скоро у меня рук не хватит для веток. И действительно, над тронутым ногою придорожным кустом взметалось серое облако пыли и комаров, и было трудно сказать, чего больше — комаров или пыли. Когда потеплело и я подошел к реке, вид вьющихся у кустов комаров отбил у меня всякую охоту раздеваться. Даже присев однажды в выходной солнечный день в полдень на скамейке с книгой (посреди асфальтированной аллеи с очень редкими деревьями), я заметил вскоре, что вокруг меня вьются две или три не слышные из-за движения автомобилей твари. Вечером мы закрывали все окна, не оставляли дела, пока свернутыми газетами не убивали на стенах и потолке всех до единого комаров, и только после этого отправлялись спать.