Вот он взошел на вершину, и у него взяли крест и стали рыть для креста яму, а нищие стояли вокруг и переговаривались между собою.
- Я прошу перед смертью последней милости, сказал Кумал.
- Кажется, довольно было отсрочек, сказал игумен.
- Я и не прошу отсрочки. Я обнажал меч, и говорил правду, и сны мои были явью так чего же мне еще!
- Ты хочешь, может быть, исповедаться?
- Ну нет, клянусь солнцем и луною! Я хочу только, чтобы мне позволили съесть то, что лежит у меня в суме. Я всегда беру в дорогу еду, но не прикасаюсь к ней до тех пор, пока совсем не изнемогаю от голода. И я уж два дня ничего не ел.
- Ешь на здоровье, сказал игумен и отвернулся, чтоб помочь монахам рыть яму.
Певец вынул из сумы хлеб и несколько ломтей копченого окорока и разложил на земле.
И сказал:
- Я хочу дать десятину бедным.
И отделил десятую часть от хлеба и окорока.
- Кто всех бедней между вами?
И тут поднялся страшный крик, каждый нищий завел рассказ о своих скорбях и невзгодах, и желтые их лица качались, как Гара-Озеро, когда в него хлынули болотные воды.
Он послушал немного, потом сказал:
- Я сам всех бедней, потому что брел по голой дороге вдоль скал. И плечи мне тяготил мой ветхий расшитый камзол, и сбитые остроносые сапожки не веселили мне ног, потому что в сердце жил белобашенный город, полный богатых уборов. И унылее некуда был мой одинокий путь по голой дороге вдоль скал, потому что в сердце звучал шорох розового подола благороднейшей самого Ангуса Благородного, прелесть шутки постигшей тоньше, чем сам Конан Лысый, а мудрость слез глубже, чем сама лилейноперсая Дейрдре, той, кто лучше, чем брезг рассвета для плутающих в черной ночи. А потому я по праву определяю эту десятину себе; но поскольку я со всеми и вся в расчете, я жертвую ее вам.
И он бросил хлеб и ломти окорока нищим, и они орали и дрались, пока не доели последний кусок. А монахи тем временем пригвоздили певца к кресту, укрепили крест в яме, засыпали яму землей и как следует ее затоптали. И потом ушли, а нищие остались сидеть вокруг креста. Но когда солнце стало клониться к закату, они тоже собрались уходить, потому что похолодало. И едва они тронулись в путь, волки, еще раньше показавшиеся на опушке ближней рощи приблизились к кресту, а птицы вились все ниже и ниже.
- Погодите вы, отверженцы, погодите хоть немного, слабым голосом взывал к нищим распятый, охраните меня от зверей и птиц.
Но нищие разозлились, что он назвал их отверженцами, и они кидали в него камнями и грязью, а одна нищенка подняла к нему дитя, сидевшее у нее на руках, и кричала, что он его отец, и ругала его, и они ушли. И волки окружили подножье креста и все ниже и ниже вились птицы. А потом, все разом, птицы обсели ему голову плечи и руки и стали клевать, и волки стали грызть ему ноги.
- Отверженцы, стонал он. Что же все вы ополчились против отверженца?
