Расплата - [7]

- Что, профсоюзный оратор, щуришься? От солнца свои голосовые аккумуляторы заряжаешь? - Чичканов всегда подшучивал над своим ровесником и другом, но сейчас шутка вышла невеселой. Он оглядел на ногах Бориса рваные ботинки и обмотки, тяжело вздохнул. - Изоляционная лента положена умелыми руками, а вот контакты порвались, вся солнечная энергия в землю уходит. - Положил руку на плечо: - Зря большой семьей обзаводился!

Борис Васильев с улыбкой посмотрел в глаза Чичканова:

- А настроение прятать ты еще не научился. Издали заметил твое бледное лицо. Подожду, думаю, взбодрю артиллерийский дух губернского комиссара.

- Спасибо за заботу! Осенью матёрку тебе привезу.

- Как бы раньше на матерых охотиться не пришлось. Ты знаешь, кто мобилизованных обрабатывает?

- Знаю, потому и пришел пораньше. Надо сказать Рогозинскому, чтобы совещание отменил. К мобилизованным надо всему активу идти.

- Правильно, и я шел за этим. Тогда иди к Рогозинскому один, а я прямо к военкомату. - И Борис Васильев быстро зашагал по площади в сторону Студенца.

2

Председатель Губкома партии большевиков Николай Рогозинский разговаривал по телефону, нетерпеливо постукивая карандашом по столу.

- А где губвоенком Волобуев?..

Заметив Чичканова, Рогозинский указал на стул.

- Что? - Рогозинский оторвал трубку от уха, дав знак Чичканову слушать. Тот привстал и наклонился к трубке.

Словно из подземелья испуганно-громкий голос: "Тут какой-то прапорщик давеча митинг открыл... против большевиков. Унтеров много собрал возле себя. Волобуев пошел туда сам..." В трубке затрещало.

- Алло! Барышня! Почему пропал военкомат?

Через несколько секунд невозмутимо-спокойный голос: "Не отвечает. Наверное, оборвана линия. Пошлем исправлять".

Рогозинский бросил трубку.

- Митингуют, сволочи! А у нас некому с массами работать! Придется отменить совещание. Как думаешь?

- А я за этим и пришел. Надо исправлять положение. Волобуев доверился спецам. - Чичканов говорил тихо, разглядывая собеседника из-под насупленных черных бровей. - А ведь эсеры готовились поднять мятеж еще недели две назад, когда из Моршанска в Тамбов шла по селам процессия с иконой Вышинской божьей матери. С иконой шли старушки и монашки, а тут сотни бывалых солдат, унтер-офицеров! Почему Волобуев сам не занялся подготовкой к приему мобилизованных? Подписал приказ о военном положении и успокоился!

- Не надо, Михаил Дмитриевич, настраивать себя на худшее. Все еще обойдется!

- Нет, товарищ Рогозинский, вы с Волобуевым просто не знаете, сколько в Тамбове явных и скрытых врагов нашей власти. Конечно, вам простительно: вы еще трех месяцев у нас не живете. А я коренной тамбовец, всех в лицо знаю.

- Да, среди тамбовских военных мало надежных людей. Наших мало! Наших! Но не будем терять времени. Вот познакомься с отчетом спасской фракции, а я пойду скажу секретарю, чтоб направлял людей к военкомату.

Чичканов остался один. Пробежал глазами по бумаге: "Имеется Спасско-городская организация... сельских, волостных и заводских ячеек нет... в городской организации членов партии нет... Записавшиеся члены являются только как сочувствующие..." Нетерпеливо положил на стол, увидел телеграмму из Кирсанова: "1-й Кирсановский уездный съезд бедноты... от трехтысячной организованной бедноты приветствует губернский руководительный орган в лице Губернского комитета РКП, которому по первому зову съезд отдается в его распоряжение для беспощадной борьбы с черной сворой. Черной своре - красная смерть!.."

- Да, черная свора... - Чичканов встал и прошел к окну. За сквером, перед ширшоринским магазином, очередь извозчичьих пролеток. Всё, всё кругом старое... Всё, от колокольного звона по утрам до вот этого пузатого крендельщика, что садится в пролетку. Как хочется смести все это с лица земли одним ударом!

Рогозинский вернулся встревоженным.

- Какой-то неизвестный звонил Прокофьеву, будто унтер-офицеры без единого выстрела разоружили весь наш полк. Часть красноармейцев присоединилась к мятежникам. Связь с полком прервана. Дело принимает серьезный оборот. Что делать?

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.

В дверях, щелкнув каблуками, остановился начальник караула "Колизея" - красноармеец Минского отряда Губчека Большов:

- Разрешите доложить? К Губкому со стороны базара движется какой-то отряд... вооруженный, с оркестром.

Чичканов и Рогозинский бросились к окну. В открытую форточку ворвался бодрый егерский марш. На площадь ввалился пестрый вооруженный отряд. С испуганными, злыми лицами люди смотрели на балкон "Колизея", где стояли пулеметы... Толпа обывателей плотно окружила отряд.

- Что будем делать? Охрана слабая, - тревожно заговорил Рогозинский.

- Из пулемета в толпу стрелять не будешь... Попробую договориться. Я пойду на балкон, а ты скажи Прокофьеву, чтобы спрятал ключи от сейфа и уходил на связь с Киквидзе.

На балконе "Колизея" часовые приникли к пулеметам.

- Не стрелять! - приказал Чичканов и поднял руку, обращаясь к толпе:

- Кто ваш командир?

- Не слышим! - метнулось из рядов. - Слазь суды!

Отряд придвинулся к "Колизею".

- Ишь за пулеметы спрятался!