Расплата - [9]

Оратор еще раз поднял руки и отвернулся от толпы. К нему тотчас подошел офицер, в котором Маша с удивлением узнала Тимошку Гривцова. Он козырнул оратору и вместе с ним ушел с балкона.

Толпа начала редеть, а Маша все стояла и смотрела на балкон, на колонны. Оттуда должен выйти Тимофей. Он может спасти Василия, если того арестовала новая власть.

Но Гривцов как будто провалился сквозь землю.

У Варваринской площади послышалась стрельба. Люди заторопились домой...

Маша вздрогнула от близкого удара колокола Уткинской церкви. Перекрестилась и пошла, сопровождаемая торжественным перезвоном, за которым стала совсем неслышной дальняя перестрелка.

На углу Базарной улицы Маша испуганно прижалась к стене магазина мимо нее провели арестованного, лысого, болезненного мужчину. Конвоиры, щеголеватые гимназисты, подталкивали его в спину револьверами.

"Вот так и Васю где-то гонят, - с ужасом подумала Маша. - А за что? Ну, большаки, говорят, шпионы немецкие, а вить Вася кривушинский сызмальства".

А над городом все шире расплывался торжественный перезвон колоколов, словно ими, как оркестром, повелевал дирижер, стараясь оглушить обывателей.

...Парашка встретила Машу у ворот.

- Чего так запыхалась?

- Ой, Параша, боязно мне штой-то... Еще какую-то новую власть поставили.

- По мне, любую власть ставь, только баб не трожь.

- Тебе-то все равно - мужа нет, а у меня вся душа изболела. Где он, что с ним? Вить встречать шла...

- Все обойдется, встретишь!

- Тимофей обещал рассказать про Васю, да теперь к нему не приступишься, с новой властью ходит.

- Ему не так новая власть нужна, как новая баба. - Парашка злобно скривила губы. - Придет обязательно... Барахлишко-то его у меня.

- Скорей бы.

- Успеешь... Слышишь, как жена соседа убивается? Только што увели ее мужа. Комиссаром он был в Чеке.

Маша прислушалась. Рыдания были едва слышны, а над городом плыл переливистый звон церковных колоколов.

- Ишь как Пашка, звонарь с Архангельской, угодить старается господам офицерам... Ишь, ишь, прямо плясовую отдирает!

- Душно тут. Пойдем, Параша, к тебе.

- Пойдем, да только и там прохлады чуть. Припекает солнушко, как перед светконцом.

5

Как села у окна, так и просидела до поздней ночи. Хозяйка уже спала. Маша чутко прислушивалась к каждому звуку, доносившемуся с улицы.

Мимо дома по мостовой громыхали телеги, пьяные мужики распевали похабные частушки. Мелькали в темноте искорки папирос, за углом надоедливо долго гоготала женщина... Но вот цокот копыт замер у ворот, и две темные фигуры отделились от извозчичьей пролетки.

В груди у Маши захолонуло. Она прибавила в лампе свет, поправила волосы.

Веселый голос Гривцова, обращенный к кому-то, словно подхлестнул Машу. Она кинулась к двери в надежде увидеть Василия.

- Шутоломная, - заругалась проснувшаяся Парашка, - стол чуть не опрокинула!

- О! Маша? Не спишь? Очень хорошо! - Гривцов появился в дверях хмельной, сияющий. - Победу нашу встречаешь! Очень хорошо! - И лихо крутнул ус.

Маша жадно вглядывалась в темноту коридора, стараясь отыскать там того, второго, с кем разговаривал Тимофей.

- Там нет никого, - заметив ее взгляд, сказал Гривцов.

- А с кем же ты говорил, Тимофей Сидорыч?

- Это Васька Карась провожал меня до калитки. Знаешь, из Падов? Лихой унтер! Мальчишкой, бывало, запрягет в санки собаку свою, под дугу колокольчиков навешает и - по селу! Потеха!

- А где же мой Вася?

- Карась-то мой родич, я его большим человеком сделаю. Я теперь знаешь кто? Адъютант самого генерала Богданчика!

Парашка шумно заворочалась на кровати.

- Ради бога, Тимофей Сидорыч, - умоляла Маша, - где Вася? Ты вить обещал...

- А наш партийный вождь Кочаровский! Он гений, Маша! Ты знаешь, что такое гений?

Парашка притворно закашляла, встала.

- Всеми святыми молю: скажи, что с Васей? - не отставала Маша.

Гривцов насупился:

- Дело опасное, но помочь можно. Пойдем ко мне, поговорим. Тут Параше спать мешаем.

- Скажи, скажи, не томи! - умоляла Маша, идя за ним следом.

Парашка так хлопнула дверью, что Маша вздрогнула и оглянулась. В коридоре стало темно, как в погребе.

- Свет зажги, Тимофей Сидорыч! - попросила Маша, переступая порог его комнаты.

- Тут свеча была, - шаря рукой по столу, ответил Гривцов. - Сгорела, наверно.

- Я у Параши лампу попрошу.

- Не надо, - ухватил он ее за руку, - не связывайся с ней, злая она.

- Страшно, темно у тебя. Говори скорей, уйду я.

Гривцов взял ее за руку, притянул к себе:

- Его спасти только ты можешь...

Маша упала на колени.

- Христа ради прошу, ноги целовать буду! Спаси Васю! Где он?

- В Козлове, в тюрьме... в особой камере.

- Спаси, Тимофей Сидорыч! Век молиться за тебя буду! - И зарыдала, уткнувшись головой в его ноги.

- Что ты, Маша, что ты! - Гривцов поднял ее, обняв за талию. - Да я сам к тебе в ноги упаду, - зашептал ей прямо в лицо. - Еще в Кривуше тебя от всех отличал... Маша... - И защекотал усами ее шею.

Она уперлась в его грудь руками:

- Машей-то зови, да в свои не прочь! Не таковские мы.

- Ну, Машенька, ты же сама просишь спасти. А если ты меня оттолкнешь, - прошипел он едва слышно, - зло сделаешь...