Расплата. Цена дружбы - [13]

– Что они к нам прицепились?! – Соня была на грани истерики.

– Не к нам, сестрица! Кто-то их раззадорил, а мы за компанию вляпались.

Лай преследовал по пятам, отдаваясь эхом со всех сторон. Вскоре дорогу преградила поросшая ряской речушка. Скорее, даже, широкий ручей в обрамлении по тропически густых зарослей. Старшина, не колеблясь, шагнул в воду, сразу провалившись по пояс.

– Ух, студеная! – он попер против течения, похожий на небольшой буксир. Соня болталась в кильватере. Вода ей доставала до груди. Вскоре она окончательно выбилась из сил.

– Брось меня! – взмолилась Соня.

– Еще чего удумала, дура! – фыркал, как кит, старшина. Едва они не чувствуя ни рук, ни ног, выползли на берег среди кустов, «поймают, так и будет», думала Соня, теперь ей стало наплевать, как совсем рядом разорвалась граната. Звук был глухим и мощным, почва под беглецами дрогнула. В воздухе просвистели осколки. Жалобно завизжала овчарка, немецкие голоса затараторили наперебой. Все это длилось считанные мгновения. Вслед за взрывом в лесу загремели выстрелы.

* * *

Диверсионная группа НКВД, возглавляемая лысым, как колено капитаном ГБ, выполнила поставленную задачу точно и в срок. Немцы сами облегчили спецназу работу, не обеспечив тылы надежным прикрытием. Сказались и неразбериха первой недели войны, и опасно растянувшиеся коммуникации. Штабы не поспевали за рвущимися на восток частями, тылы очутились черт знает где. Это создавало немало проблем со снабжением действующих частей. Здорово выручали запасы, брошенные Красной Армией у границы.

Спецгруппа была сколочена буквально накануне и насчитывала восемнадцать человек, вооруженных гранатами и новейшими пистолетами-пулеметами Дегтярева. Кроме этого достаточно грозного стрелкового оружия группа получила пять ручных пулеметов и три противотанковых ружья. А еще в состав группы вошли два подрывника, так что каждый боец тащил на себе взрывчатку. Поскольку пополнять боезапасы предполагалось в бою (действовать-то предстояло в немецком тылу), бойцы были перегружены оружием, и на провианте пришлось сэкономить. Впрочем, какой смысл набивать желудки, если идешь на верную смерть. Спецгруппа легко пересекла линию фронта (тем более, что никакой четкой линии не было) и решительно взялась за дело. За неполные сутки спецназовцы подорвали два железнодорожных моста, перебили отряд германских фуражиров, и без единого выстрела вырезали три десятка немцев, расположившихся на ночь в селе. На рассвете 24-го диверсантов поджидала настоящая удача. Под кинжальный огонь пулеметчиков угодила штабная немецкая колонна. Спецназовцы закидали головной и замыкающий бронетранспортеры гранатами, а мечущихся между горящими машинами штабных офицеров перебили, как куропаток. Раненный в ногу немецкий полковник сдался в плен вместе с парой уцелевших солдат. Рядовых прикончили на месте, полковника увели с собой.

– Потом потолкуем по душам, – пообещал капитан ГБ седому сухопарому полковнику с двумя рыцарскими крестами на мундире. – Что за чертовая жара, – добавил он, снимая фуражку, чтобы промокнуть лысый, словно колено, череп. – Лейтенант?!

На зов командира явился лейтенант ГБ со смуглым кавказским лицом.

– Машины обыскать и сжечь. В темпе, давай, Швили. – Фамилия лейтенанта была Палавандишвили, но капитан, чтобы не ломать языка, обходился окончанием. Лейтенант пробовал качать права, но капитан его живо обломал: – Ты мне, Швили, не кочевряжься. Если есть мнения, то одно мое, а остальные неправильные.

Оставив машины пылать на просеке, спецназовцы углубились в лес. Пленник шагал в середине группы, бесцеремонно подгоняемый, когда руками, а когда и прикладом.

Едва до немецкого командования дошло, что в тылу действует диверсионная группа, оно приняло адекватные меры, бросив против спецназовцев полнокровный пехотный полк. Леса прочесывались квадрат за квадратом. К полудню прибыла зондер-команда СС, и вскоре спецгруппа была зажата с фронта, тыла и флангов. Трезво оценив создавшееся положение, командир решился принять бой. Но, сначала он созвал военный совет, состоявший из лейтенанта грузина и армейского старлея со значком парашютиста на груди. У разведчиков каждый имеет право высказаться. Это незыблемое правило соблюдается с чисто военным педантизмом.

– Надо с боем к своим пробиваться, – предложил старлей-парашютист. – Ударим внезапно всеми средствами.

– Я бы прэдлажил раздэлытса на мэлкые группы и дэйствоват по обстановкэ, – убеждал Палавандишвили. – Всэм отрядом не прарвемса. Ныкакых шансов нэт.

«И так, и сяк, труба, – думал капитан, слушая доводы подчиненных. – Ни единого шансика. Если уж в кольцо взяли, – амба! А они взяли. Умеют, сволочи, воевать по уму».

– Если хорошо ударим, – стоял на своем десантник, – то наши с той стороны, – он указал на восток, – выступят навстречу. Тогда…

«Эх, десантура, – размышлял капитан, упершись взглядом в скрещенные серебряные парашюты, – Мечтал, видать, на Мюнхен с парашютом сигать, а довелось по родной земле на животе ползать. Эка все обернулось… и плен нашему брату не светит. И думать нечего. Или немцы, или наши, а поставят к стенке, как пить дать…