Расплата. Цена дружбы - [10]

– Ты спи, – откликнулся старшина. – Я покараулю. – Вооружившись кисетом и папиросной бумагой, он ловко свернул козью ножку. Чиркнул зажигалкой. Запах курева щипнул Сонины ноздри, и это было последнее прикосновение реальности.

Сон оказался подстать действительности. Соне приснился Шаров. Его истребитель падал, объятый пламенем. Шаров хотел сорвать фонарь, но замки заклинило намертво. «Попробуй этим!» – крикнула неизвестно каким образом очутившаяся в кабине Соня. И протянула банку тушенки из вещмешка старшины. «Молодец!» – Шаров совсем не удивился Соне. И тут же хлопнул себя по лбу: «Ах, черт. Парашют-то у нас один на двоих». «Как один?» – испугалась Соня. Шаров отстегнул лямки: «Возьми». «А ты?» – всполошилась она. «Обо мне не думай. – Шаров подтолкнул ее к краю пропасти. – Выкручусь. Не впервой». Соня категорически отказалась. «Нет, нет и нет!» Ему пришлось сдаться: «Ладно. Давай по-другому». Парашют снова оказался на нем. Он заключил Соню в объятия. «Держи меня крепко-крепко». «Держу, Гриша, держу». Они вместе соскользнули с крыла. Соня сцепила пальцы замком, лбом вжавшись в отворот летчицкой куртки. Воздух свистел в ушах, а чувство падения захватило целиком, вытеснив куда-то все прочие. «Осторожно!» – предупредил Шаров, выдергивая кольцо парашюта. Над головами хлопнула парусина. Обоих сильно встряхнуло. Соня хотела облегченно вздохнуть, когда вспомнила о Нинке: «Гриша?! Мы же Нинку забыли!»

Ей стало так страшно, что она, закричав, очнулась, задыхаясь, как пловец, вынырнувший с большой глубины.

«Господи, это же просто сон».

Впрочем, облегчение было не долгим. Сон рассыпался, как туман, оставив Соню в реальности, которая тоже смахивала на кошмар. Картины вчерашнего дня встали перед глазами, такие страшные, что она бы с радостью усомнилась в том, что они творились наяву. То она металась по городку, а на голову сыпались бомбы, то бежала по полю, а фашисты стреляли в спину. То задыхалась на мосту, где рыжий танкист снова и снова падал на колени перед комкором, умирая несчетное число раз.

«Пожалуйста! Я больше не хочу».

Лес в предрассветных сумерках затаился, полный призрачных теней. Над зарослями клубился туман, укутывая подножия вековых сосен, величественных, словно колоннада античного пантеона. Нинка закашлялась из-под шинели, укрывавшей ее с головой. Кашель был сухим, тревожным. Отодвинув тяжелый воротник, Соня пощупала лоб ребенка. Потом поискала глазами старшину. Артиллерист спал, устроив голову на здоровенном кулаке. Его тело в сумерках походило очертаниями на вывернутый из земли корч. Соня обняла дочурку и попыталась уснуть.

* * *

Весь следующий день они не столько шли, сколько крались, держась чащи. Каждое редколесье вызывало опасения, каждая просека дышала опасностью, каждая пустошь пугала, заставляя делать крюк за крюком. Немецкие танки давно ушли вперед. Дороги были перегружены пехотой, марширующей за танковыми клиньями. Пару раз Соня и старшина прятались в кустах, наблюдая движение войск. Старшину поразило обилие лошадиных упряжек. Лошади тянули подводы с амуницией, волокли орудия и полевые госпиталя.

– Кто бы про высшую расу трепался, – шипел он из укрытия. – Монголы засраные.

Соне было безразлично, трактора у завоевателей, или лошади с верблюдами. «А хоть бы и боевые слоны». Ее куда больше заботила Нинка. Дочь кашляла без перерыва. Из носу текли сопли. «Ей бы горячего чаю с медом и калиной, да горчичники на спину».

Ночевать снова пришлось в лесу. Для стоянки старшина подобрал хорошо защищенный от чужих глаз укромный овражек, опять соорудил постель из ветвей и шинели. С тревогой покосился на Нину – к вечеру у той подскочила температура. Девочка надсадно кашляла.

– Сейчас хвороста на костер соберу.

Через час в импровизированном очаге трещал огонек. Старшина помешивал ложкой густой кулеш, сваренный из тушенки, сала и крупы.

– М-м-м, – он снял пробу.

– Господи. Что бы я без вас делала… – пробормотала Соня, глядя в костер. Языки пламени, весело потрескивая, лизали березовые поленья. Идущий из котелка запах приятно щекотал ноздри. Пахло исключительно аппетитно. Днем им случилось пробираться огородами, и старшина не оплошал, прихватив зеленого луку, немного молодого картофеля, морковь и петрушку. А потом они набрели на кусты дикой малины. Плоды еще не дозрели, но старшина все равно нарвал, сколько смог.

– Вечером чайку заварим, – пояснил он. – А то, ишь, разбухикалась, понимаешь.

Первым делом Соня накормила Нинку. Девочку лихорадило, но Соня исхитрилась таки дать ей добрый десяток ложек.

– Держи чай. Смотри, не обварись. Кипяток. – Кружка у них была одна на троих.

Соня укачала дочку, и, только потом, они сами плотно поужинали. Когда показалось дно, старшина вымакал остатки ломтем. Крякнул.

– Уф, хорошо. – Прислонившись к сосне, он закурил. – Надо бы за водой сходить. Тут, неподалеку, вроде как ручей шумел.

– Не уходите. Вдруг кто заявится…

На протяжении дня они несколько раз видели разрозненные группы красноармейцев, пробиравшихся через дебри на восток. Соня хотела пристать к первой же встреченной ими группе, но старшина не разрешил.