Распахнутая земля - [31]

— Это за костями да за черепками, что ли? Вот там и бился Евпатий с татарвой! — охотно откликнулся старик на объяснения. — Своих-то всех хрестьяне чином похоронили, а татар так и оставили, их это кости! — убежденно говорил дед. — Мне внучек и стрелки оттеля носил — нешто разумный человек стрелку из кости делать станет? Татарское это! Нехристями были, хуже немца… А Евпатий Коловрат никакой не рязанский — наш, берендеевский! Потому и в болото их завел, что все тропки знал…

— Дед, да ведь Евпатий шестьсот лет назад жил, а мы раскапывать приехали сюда древних людей, когда и болота-то не было. Здесь же озеро было — озеро, понимаешь?

Старик был глуховат, и Никита прокричал ему в самое ухо.

— Во-во, озеро, это точно! — обрадовался тот. — Это тебе, милок, всякий у нас скажет, что озеро! Было озеро. А потом Матрена закляла его — вот оно и болотом зашло…

— Какая Матрена, дед?

— А та, что камнем стала. Нешто не слышали? Ну вот меня, старика, теперь послушайте. Было это еще до Евпатия Коловрата. И татар никаких не было — православные жили! А вместо болота — озеро. Ха-арошее озеро, — произнес старик со смаком, — лучше, чем в Переславле! А здесь на Волчьей горе вдова с сыном жила, Матреной ее звали, а как сынка ее — не знаю. Парень ейный все рыбачил. Ну, мать, известно, женщина — все боялась, чтоб не утонул он, жалела. А ему хоть бы что, все смехом!.. Уехал он как-то сети ставить, а тут гроза началась. Он возьми да и утони. А Матрена, как только сынок ее в озеро, сейчас на берег. И ходит, и смотрит, ждет, значит. Не вернулся он к вечеру, а она все ходит. Потом и лодку к берегу прибило. Вот тогда и прокляла она это озеро — стало озеро болотом! А сама Матрена хотела утопиться, да с горя камнем обернулась. С тех пор и стоит на берегу у нас баба каменная. Руки на животе сложены, а коса на спине платком покрыта. И как ненастье какое, гроза будет — так словно пот по ней проступает или слеза, ей-богу! Лучше, чем прогноз, было…

— Андрей, может быть, это древний идол? — толкнула меня Таня.

— Нет, девушка, не идол. Баба Матрена! — ответил с живостью старик.

— А где же эта баба, дедушка? — спросил я у старика, заинтересованный легендой. Что, если это действительно древний идол? Славянский? Или тех, исторических берендеев?

— А вон там под горой стояла, когда я еще мальчишкой был, — ответил дед. — Свалили ее потом. Да что-то с войны не видать! Свезли ее куда, что ли? А только в войну у нас тут пленные работали, баню, бараки строили. Может, разбили нашу Матрену на камень, под фундамент на баню пошел…

— Ну, баню не сломать, — равнодушно произнес Хотинский. — Так, значит, толком никто и не знает, куда Матрена делась?

— Не знаю, сынок, не знаю! — Дед потряс головой и зачем-то снял картуз. — А была она — это точно! Это ты у всех стариков спроси — лучше прогноза действовала Матрена-то наша…

В это время к машине подошли Олег и Сергей в окружении ватаги мальчишек.

— Ну, где этот краевед? — нетерпеливо прищурился Никита.

Сергей развел руками.

— Нет его. Говорят, на болото ушел. Да ребята знают, как туда проехать!

— Мы покажем! Мы знаем, где Шурка черепки нашел! — загалдела ребятня и облепила машину. — Это за гаражом…

— Тихо, армия! — весело произнес Сергей и поднял руку. — Кто у вас здесь главный?

Ребята замолчали и начали переглядываться.

— Нет главного? Тогда главным буду я. Всех не возьмем — только одного. И копать сегодня не будем. Так что смотреть вам нечего! А когда будут раскопки, тогда будете помогать, все будете. Договорились? Ну и ладно. Ты знаешь, где это место? — спросил он у самого старшего паренька, стоявшего с независимым видом чуть поодаль.

Тот вытащил руки из карманов и подошел ближе.

— Знаю. Это за гаражом, ближе к магистральному…

— Ну и залезай в кабину! Как тебя звать? Костя? Вот, Виктор Михайлович, Костя будет нам дорогу показывать, — сказал Никита, обращаясь к нашему шоферу, который проснулся и с интересом наблюдал за разговором. — Слезайте с машины, ребята, в следующий раз прокатим…

Кренясь и скрежеща тормозами, машина стала спускаться с Волчьей горы. Затем она выровнялась, и началась плавная качка. Как по волнам, мы ехали по мягкому, укатанному торфу вдоль узкоколейки. Ехать было бы даже приятно, если б не пыль и встречный ветер. Пришлось поднять всем воротники, нахлобучить и затянуть капюшоны штормовок, застегнуться на все пуговицы, завернуться в плащи и как можно реже открывать глаза.

Пыль въедалась в кожу и покрывала ее жарким, сухим слоем.

Я успел записать легенду об окаменевшей Матрене и теперь, подставив пыли спину, начал пересказывать ее Сергею. Оказывается, Сергей легенду слышал и начал розыски людей, которые видели каменную бабу и могли знать, где она находится. В том, что это правда, он не сомневался. Судя по всему, статуя действительно лежала под фундаментом прежней бани.

Теперь от бани остались одни стены, и Сергей ждал, когда их соберутся ломать на кирпич. Тогда можно будет и поискать Матрену.

Меня же, кроме статуи, интересовала и легенда. Что она дошла до нас в искаженном и урезанном виде, было ясно. В первоначальном варианте должно быть больше действия, героики, страсти. В рассказе деда был только намек на сюжет, ничтожные остатки содержания древнего мифа. Что миф очень древний, сомневаться не приходилось. Здесь действовали силы природы, заклятия, превращение человека в камень — колдовство и, по-видимому, кара за какую-то провинность самой Матрены, о чем легенда умалчивала. В полном варианте мифа героем должен был быть ее сын. Подобно былинным героям, он растет в отдалении от людей, на берегу озера, живет только с матерью и, вероятно, не знает, где его отец и кто он. С другой стороны, сюжет удивительно напоминал древнегреческий миф о Ниобе.