— Ты когда-нибудь собьёшь меня с ног, Дотти. Ты уже выше и сильнее меня, большая девочка, пожалей старуху-мать…
Это прозвучало ложью. «Девочка» Дотти еле доставала Матери Хейр макушкой до плеча, была худой и гибкой, как медный кабель — и, в общем-то, не тянула на «девочку». Её змеиное тельце казалось совсем бесполым, без малейшей выпуклости и на груди, и на бёдрах, и в паху. Зато это существо носило множество цветных бус, длиннейшие глянцево-чёрные косы и одежду из шелковистой ткани, разрисованной большими яркими цветами. И хихикало.
«Девочка»… Ладно, подумал я, пусть будет девочка, раз так хочет Мать Хейр.
Калека, настолько здоровая, насколько это вообще возможно для изувеченного существа. И самодовольная. И украшающая себя. Это противоречило всему, что я знал о жизни.
— А где братишки? — спросила Мать Хейр.
— Жук — на свалке, — сказала Дотти тонким голоском. — Ищет подходящие железяки для какой-то новой идеи. Я уже связалась с ним, он сейчас будет. А Эрзинг — дома. Мы экспериментировали с твоей поваренной книгой.
И тут Дотти заметила меня.
— Ой, — сказала она и вытекла из рук Матери Хейр на бетон дорожки. — Ты всё-таки…
— Да, это кэлнорец, малютка, — сказала Мать. — И ему больше некуда деваться в нашем лучшем из миров.
Дотти на меня посмотрела настороженно, но не испуганно — и подошла. Взглянула в лицо, протянула руку.
— Привет, — сказала, — кэлнорец. А и впрямь, отчего я струсила-то, глупая? Я же бестелесная, Мама права. Мы с тобой друг другу никакого вреда не причиним, правда?
Я несколько секунд не мог придумать, как себя вести. Что делать? Взять её за руку? Зачем? Трогать недочеловека — не ради генетического апгрейда, а просто так?
Но Дотти смотрела мне в лицо — и я взял её за руку.
И Мать Хейр сказала:
— Молодцы. Дотти, Ли-Рэй, пойдёмте в дом, поглядим, цела ли кухня после кулинарных опытов, а то мне тревожно.
Я сделал шаг к дверям, но тут из глубины дома раздались довольно-таки тяжёлые шаги. Я тормознул, ожидая чего-то нехорошего — и из дома вышел Эрзинг.
На нём был штурмовой скафандр с экзоскелетом — и в этом скафандре он выглядел почти обычным недочеловеком, вдобавок — громадным взрослым мужчиной. Он повзрослел с того дня, когда сфотографировался с Матерью Хейр, у него стало интересное лицо подростка-парапсихика, злое и умное — а тщедушного исковерканного тельца было не видно под бронепластинами скафандра. Он двигался удивительно тихо, я слышал только шаги — и подумал, что он управляет экзоскелетом без сервомоторов, с помощью ПП.
— Привет, Ма, — сказал Эрзинг весело. — Как я смотрюсь? Новый апгрейд.
— Привет, — сказала Мать. — Смотришься дивно. Не тяжело?
Улыбка Эрзинга стала победительной.
— Пёрышко. Я мог бы двигать боевой экзоскелет весом в полтонны, — сказал он небрежно. — Привет, Ли-Рэй. Сними шлем, кэлнорец может тут дышать.
Мне показалось, что он обрадовался. Это было поразительно, почти до восхищения.
Я снял шлем.
— Привет, Эрзинг, — сказал я. — Это телекинез?
Сказал невнятно, но Эрзинг понял.
— Да, — сказал он всё так же небрежно и лихо. — Потенциал велик. Я же всё время тренируюсь — ПП накачивается, как мускулатура. О, смотри, Жучара вернулся.
Он говорил так, будто давным-давно меня знал. Как мой сокурсник — но, я подозреваю, ни у кого из моих несчастных сокурсников не хватило бы самообладания говорить непринуждённо-дружеским тоном с давним врагом нашей расы.
Я обернулся на гул двигателя маленькой авиетки. Она плавно опустилась на бетон, и из неё выбралось существо, как мне показалось, в бронескафе необычной модели. Но, присмотревшись, я понял, что это — не скафандр, а… не знаю… панцирь?
Приёмыши Матери Хейр называли Хнжу Жуком, но похож он был на другое существо. На термита, быть может. Или на муравья. Если он и был жук, то из мира, где жуки выглядят совсем иначе, чем на Кэлноре.
Не выше ребёнка лет десяти-одиннадцати — но казался громадным, потому что насекомое, инсектоид, не должно быть такого размера. Будь он с настоящего жука — не было бы жутко смотреть. Двигался очень шустро. Тело в блестящих пластинах, переливчатых, как цвета побежалости на металле, с восьмью конечностями: на четырёх он стоял, две верхних пары лап, мохнатых, когтистых и цепких, видимо, заменяли ему руки.
Голова стала страшнее, чем у личинки на фотке. Глаза оказались меньше, но их стало больше — два больших пониже, два маленьких — над ними. Верхней парой Хнжу, похоже, видел и то, что находится у него за спиной. Под глазами — жуткие челюсти, на которые мне было тяжело смотреть. С боков от пасти, раскрывающейся четырьмя волосатыми клыками, росли длинные усы — как два сегменчатых хлыста.
Но Дотти кинулась к этой кошмарной твари, как только что — к Матери Хейр:
— Ты что опаздываешь, Жучище?! — и прижалась губами к блестящему панцирю между глаз.
Хнжу потрогал её щёку своей ужасной лапой и подбежал к Матери Хейр.
— Виноват, — заскрипел-затрещал он; дешифратор еле улавливал в этом скрипе человеческие слова. — Мать, мне так жаль, — скрипел он, когда Мать Хейр чесала жёсткую щетину между пластинами на его груди. — Я нашёл несколько отличных плат для внутреннего экранирования. Сделать твои крылья безопаснее. Торопился, но не успел. Прости.
