Раскол дома - [88]

Шрифт
Интервал

– Вы слышали, Глэдис. Кофе нам обоим.

Потти отключился. Он поднес спичку к трубке и исступленно дымил, пока наконец табак не затлел, хотя лучше бы, думал Тим, у Потти ничего не получилось. Клубы дыма пахли как тлеющие капустные листья. Принесли кофе. Глэдис, та самая женщина, которая сидела за конторкой внизу, нахмурилась и открыла окно в глубине комнаты.

– Какая гадость, правда, молодой человек?

– Хватит, Глэдис, – произнес Потти, страстно дымя. – Идите и займитесь своими списками.

Потти откинулся на спинку кресла и, кивнув на кофейник, сказал:

– Налей нам обоим, если не трудно.

Тим послушно выполнил просьбу и подтолкнул Потти приличного размера чашку с блюдцем, после чего сам сделал глоток. Потти заложил руки за голову и вперился в потолок. Тим тоже посмотрел наверх и обнаружил там водяной подтек.

Потти сказал:

– Ты слышал о ночи Длинных ножей? Когда Рём, лидер штурмовиков СА, и его соратники были убиты по приказу Гитлера, в связи с тем, что они приобрели слишком большое влияние и стали для него потенциальной угрозой?

Тим слышал об этом на вечеринке в Берлине. Тогда Хейне со своими дружками смеялся над этой историей. Они утверждали, что это выдвинуло СС на первый план, на ту позицию, которую теперь она занимает. Он кивнул.

– Видишь ли, дружочек, если бы у Рема была разведка, иными словами, агенты и шпионы, он мог бы предвидеть развитие событий на один шаг вперед и избежал бы пули. Именно так предотвращаются войны или, если дело до этого дойдет, выигрываются. Разведка, дружочек, – это магическое слово. Разведка – это сбор информации людьми, у которых есть соответствующие контакты. Эти смелые люди встают на пути зла. У них есть прикрытие и вера в дело, которому они служат. Люди, у которых могут быть полезные знакомства с кем-то, кто считает, что им должны. Люди, которые кажутся теми, кем они не являются.

Тим выпил кофе до последней капли. Потти смотрел на него сквозь клубы этого мерзкого табачного дыма. Ага, они добрались до сути дела. Да, Потти располагает сведениями, которые обеспечивают ему безопасность, но вроде бы не ради него самого. А у него, Тима Форбса, есть «полезное знакомство» с кем-то, кто считает, что ему обязаны, но назвать его, Тима, «смелым человеком» – это, черт возьми, слишком сильно сказано.

– Вы хотите сказать, что я – один из этих людей? Но вы, должно быть, шутите, – произнес он, подливая себе кофе. Потти продолжал смотреть в потолок.

– Есть ли что-нибудь, чего ты по-настоящему хочешь, Тим? Что я, по-твоему, мог бы сделать для тебя, чтобы ты хотя бы поразмыслил на эту тему?

Тим повторил:

– Вы, черт возьми, шутите, старина. Я сделал то, что было необходимо, а теперь я, возвращаясь домой, говорю вам «огромное спасибо» за вашу помощь.

– Забудь ты про спасибо. Просто подумай еще раз на досуге, сынок. Ты отлично действуешь, сохраняешь спокойствие, выполняешь свою задачу. Нам нужна любая помощь, Тим. Ты говорил, что Бауэр упоминал пилотов, которым нужно больше тренироваться, но для чего? Зачем им нужны бомбардировщики? Они там говорят о Lebensraum. По-английски это…

– Жизненное пространство, – перебил Тим. – Я, как вам известно, немного понимаю по-немецки.

– Стало быть, они забрали обратно Рейнланд. И тогда мы зададимся вопросом, что же они сочтут подходящим для себя жизненным пространством? И куда двинутся за ним? Ты нужен нам.

Тим сказал:

– Прощайте, Потти.

Он поднялся. Ноги его больше не будет в Германии. Потти встал, слегка улыбаясь.

– Скажем так, до свидания. Прощайте звучит ужасающе категорично. И, дружище, я рассчитываю на твою сдержанность. Не расстраивайся. Я должен идти вперед. Возможно, найду кого-то другого. Возвращайся благополучно домой. И прими мои поздравления: за эти последние несколько дней ты проявил немалое мужество.

Выходя из комнаты, Тим заметил, что Потти снова опустился в кресло. Проходя мимо Глэдис, он увидел, что она улыбается.

– На случай, если вы передумаете, – она протянула ему карточку с напечатанным на ней номером телефона.

Он вышел из прачечной и направился в сторону вокзала. Получается, Глэдис подслушивала у замочной скважины? Или слушала их разговор по селектору? А может быть, он просто был одним из многих, и она наизусть знает сценарий?

Тим проходил мимо людей, выбиравших овощи на лотках зеленщика, миновал цветочный магазин. А в Гернике или Бильбао еще остались магазины? Что чувствуешь, когда тебя бомбят, когда над головой у тебя кружатся самолеты и сбрасывают то, от чего нет спасения? Он взглянул на небо. Там летали чайки. Что ж, Эстрелла и Мария знают. И Джеймс, без сомнения, тоже. Внутри у него все перевернулось. Какой он все-таки придурок. Но, во всяком случае, он должен вернуться домой.

Бомбы убивают. Репетиция – чего? Похоже, он знает.

Когда Тим добрался до постели, еще не было двенадцати. Он был измучен, но во сне он боролся с Хейне – мерзавец пытался задушить его черными подтяжками, снова и снова повторяя свои попытки.

На следующий день отец на «Остине» встретил его у дверей инжиниринговой фирмы, где работал Тим, и отвез в Истерли Холл, там его ждали тетя Вер и дядя Ричард. Он снова повторил, что Хейне согласился сделать все, что необходимо, чтобы оригинал письма не был предан огласке. Но об убийственной власти его матери над Хейне он ничего не сказал.


Еще от автора Маргарет Грэм
Истерли Холл

Эви Форбс предана своей семье. Все мужчины в ней – шахтеры. Она с детства привыкла видеть страдания людей рабочего поселка: несчастные случаи и гибель близких, жестокость и несправедливость начальников. Она чувствует себя спасительницей семьи, когда устраивается работать в Истерли Холл – поместье лорда Брамптона, хозяина шахт. В господском доме Эми сразу же сталкивается с пренебрежением и тиранией хозяев, ленью, предательством и наглостью других слуг. Однако с помощью друзей, любви и собственного таланта она смело идет вперед, к своей цели – выйти «из-под лестницы». Но в жизнь вмешивается война.


Война. Истерли Холл

История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.


Рекомендуем почитать
У града Китежа

Василий Боровик — знаток и ценитель русской старины. Сильная сторона его творчества в том, что он органически приобщается к чудесному языку народных сказочников, «гудошников», лукавых пересмешников. Беллетризированные историко-этнографические очерки В. Боровика, составившие эту книгу, вскрывают глубинные пласты народной жизни — быта, обычаев, социальных отношений в среде заволжского крестьянства конца прошлого и начала нашего столетия. В центре внимания писателя — хроника развития и упадка двух родов потомственных богатеев — Инотарьевых и Дашковых, пришедших на берега Керженца и во многом определивших жизнь, бытовой и социальный уклад этих диких, глухих мест.


Утерянная Книга В.

Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».


Их было трое

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Импульсивный роман

«Импульсивный роман», в котором развенчивается ложная революционность, представляет собой историю одной семьи от начала прошлого века до наших дней.


Шкатулка памяти

«Книга эта никогда бы не появилась на свет, если бы не носил я первых ее листков в полевой своей сумке, не читал бы из нее вслух на случайных журналистских ночевках и привалах, не рассказывал бы грустных и веселых, задумчивых и беспечных историй своим фронтовым друзьям. В круговой беседе, когда кипел общий котелок, мы забывали усталость. Здесь был наш дом, наш недолгий отдых, наша надежда и наша улыбка. Для них, друзей и соратников, — сквозь все расстояния и разлуки — я и пытался воскресить эти тихие и незамысловатые рассказы.» [Аннотация верстальщика файла].


Польские земли под властью Петербурга

В 1815 году Венский конгресс на ближайшее столетие решил судьбу земель бывшей Речи Посполитой. Значительная их часть вошла в состав России – сначала как Царство Польское, наделенное конституцией и самоуправлением, затем – как Привислинский край, лишенный всякой автономии. Дважды эти земли сотрясали большие восстания, а потом и революция 1905 года. Из полигона для испытания либеральных реформ они превратились в источник постоянной обеспокоенности Петербурга, объект подчинения и русификации. Автор показывает, как российская бюрократия и жители Царства Польского одновременно конфликтовали и находили зоны мирного взаимодействия, что особенно ярко проявилось в модернизации городской среды; как столкновение с «польским вопросом» изменило отношение имперского ядра к остальным периферийным районам и как образ «мятежных поляков» сказался на формировании национальной идентичности русских; как польские губернии даже после попытки их русификации так и остались для Петербурга «чужим краем», не подлежащим полному культурному преобразованию.