Раскол дома - [80]

– Нет, она ничего не говорила. Ты же, я предполагаю, просил ее не рассказывать об этом?

Он увидел, как глаза сына наполнились слезами, но Тим быстро смахнул их. На короткое время оба замолчали, и Джек представил себе племянницу, такую же, как ее мать: крепкую, как скала, устрашающе энергичную и при этом ранимую.

Ему вспомнился тот страшный день в клубе, когда сын бросал ему в лицо оскорбления, а потом ушел, хлопнув дверью: да, среди всех этих гневных разглагольствований было что-то о серебре и подложном письме. Теперь все встало на свои места. Он сказал:

– Конечно, я помню об украденном серебре. Лорд Брамптон заявил о краже в полицию, а затем нанял частных детективов. Они не давали покоя твоим бабушке и дедушке до тех пор, пока дядя Оберон не положил конец их домогательствам.

– Я знаю, что она соврала мне, потому что серебро у них, оно спрятано в буфете. Им нужно письмо, чтобы она могла выйти замуж за Хейне, во всяком случае, она так говорит. Вероятно, это как-то связано с его работой. Я никогда не вернусь туда, отец. Не доверяю им обоим. Они так злились на меня последний раз, и кроме того, люди, которые отбирают у других жилье, ходят по трупам…

Голос Тима замер, и он вздрогнул.

– Есть некое зло… – Он замолчал, не закончив фразу.

– Поедем сейчас со мной. Увидишься с мамой. Она знает, что я здесь, она так любит тебя. Все мы тебя любим, а уж я особенно.

Джек лихорадочно соображал. Хейне нужно это письмо, а им нужно, чтобы Хейне помог Джеймсу, но при этом не используя сына. Тим ни за что не должен вернуться в эту помойку. Как же использовать этот рычаг? А вот как: он сам поедет, и точка.

– Отец? – Тим смотрел на него, склонив набок голову, как он всегда делал, когда чувствовал, что он чего-то не знает. Джек повторил:

– Поедем со мной, дружок, пусть мама посмотрит на тебя. Она так давно тебя не видела.

– Но что происходит? Почему ты приехал именно сейчас? Юнцы что-то натворили? Чем они сейчас занимаются?

Тим снова засмеялся, и на этот раз смех его звучал естественно. Похлопав по карманам желтыми от никотина пальцами, он вытащил пачку сигарет и протянул Джеку. Тот отрицательно покачал головой.

– Я приехал, чтобы проведать тебя. Я узнал, что ты давно не бываешь на митингах в Хоутоне, мне захотелось спросить, что с твоими убеждениями и как у тебя дела. Но теперь я знаю.

Тим бросил пачку на столик возле кровати, где стояла пепельница, доверху наполненная окурками. Потом встал, подошел к раковине и открыл кран. На стареньком водонагревателе, висевшем на стене, замигала лампочка.

– Живу в свинарнике. Поможешь?

Джек выбросил остатки еды в мусорное ведро, нашел кухонное полотенце и стал вытирать вымытую Тимом посуду. Вместе они сняли с кровати грязное белье и застелили чистыми простынями. Тим свернул все в узел и засунул в полотняный мешок, чтобы сдать в стирку, а Джек стряхнул окурки в ведро, вымыл пепельницу и снова поставил на столик рядом с кроватью. Потом вытер тряпкой стол, за которым ел сын. Тим поставил мешок рядом с дверью.

– Чтобы не забыть утром.

Он стоял, глядя, как Джек прополаскивает тряпку в раковине, и бормотал себе под нос:

– Это может быть только Испания. Брайди здесь, значит, дело не в ней. Джеймс всегда горел желанием что-нибудь сделать, а такие парни отправляются сейчас только в Испанию. Значит, в этом дело, правильно? И что-то пошло не так. Скажи только, что он не мертв.

Джек опустился рядом со столом, внезапно ощутив страшную усталость.

Это черт знает что. Теперь Тим подумает, что он, Джек, явился, чтобы погнать его в логово льва. Тим подошел к отцу и положил руку ему на плечо. Теперь пришла его очередь утешать.

– Ты должен мне все рассказать, отец. Мне нужно что-нибудь сделать для вас, правда. И я знаю, что ты все равно бы однажды пришел.

В конце концов Джек рассказал ему, что Джеймс в плену.

– Потти настойчиво советует нам сделать все, что можно, чтобы вернуть его домой, и я подумал, что ты все еще поддерживаешь связь с нацистами через Хейне, но ты порвал с ними, и я не могу посылать тебя опять участвовать в их играх. Поэтому я найду это письмо, если оно все еще существует, и, может быть, он захочет оказать услугу за услугу.

Тим опустился на корточки перед отцом и крепко сжал его руки.

– Отец, я должен сам это сделать. Вы все ищите письмо, и если вы его найдете, я приеду в субботу и заберу его. Они там на ушах стоят – только бы получить его. Скорей всего, оно по-прежнему им очень нужно. Я буду это знать, когда прочту письмо. Не волнуйся, все будет в порядке. А теперь тебе пора ехать, отец. Я устал, и мне нужно подумать и поспать. Сегодня, может быть, я сумею заснуть.

Напряжение Джека немного ослабло. Тим негромко добавил:

– Никому не говори, что у меня изменились взгляды. Ты не знаешь, кто среди всей вашей публики докладывает нацистам. Так будет безопаснее, отец. Если я чему-то научился у них, то именно скрытности. Никогда не знаешь, как далеко протягиваются их щупальца. Поэтому пусть семейство остерегается меня, пусть даже ненавидит, до тех пор, пока мы не доведем до конца это дело.

Попрощавшись с сыном, Джек не стал возвращаться в Истон, а поехал прямо на ферму поговорить с Обероном и Эви. Он объяснил им, что его сын по-прежнему в контакте с матерью, но будет действовать в интересах Джеймса. Он ничего не рассказал о чувствах и убеждениях Тима, а они не спрашивали. И с того момента три семьи все свое свободное время до выходных занимались поисками письма, про которое Эви совершенно забыла. В конце концов письмо нашла Брайди, на кухне, в субботу утром. Оно оказалось вложено в одну из кулинарных книг Эви, ту же, в которой она засушила самые первые цветы, собранные Брайди, когда та была совсем еще малышкой. Брайди сразу же позвонила матери на ферму, вскочила на велосипед и как угорелая помчалась по дороге, чтобы как можно быстрей привезти письмо. Она приехала сразу же, после того как почтальон доставил рваную и грязную записку от Джеймса, в которой тот объяснял, что не может пока вернуться. В записке было написано, что ее привезет один из проводников, когда пойдет через Пиренеи.