Раскол дома - [71]

– А тебе не хватит, Тим?

Тим мотнул головой, роясь в кармане в поисках денег. Вытащив монеты, он, моргая, пересчитал их и бросил на прилавок. Санни протянул ему пинту.

– Давай это будет последняя, будь умницей.

Тим отхлебнул пиво, не отходя от бара. Кто-то толкнул его.

– Эй, полегче, черт бы вас побрал! – зарычал он.

– Извини, приятель.

Посетитель бара протиснулся к прилавку, чтобы заплатить. Санни предостерегающе сказал:

– Иди и сядь, Тим. Сейчас же.

Тим повиновался. Сев на место, он вытащил пачку сигарет, но не подаренный ему Хейне портсигар. Когда он вернулся в Англию, он сообразил, что полустертая гравировка – это менора, еврейский подсвечник. Когда-нибудь он вернется в Берлин и найдет евреев, которые раньше владели квартирой и всем, что в ней было, включая портсигар.

Он закурил и бросил спичку в пепельницу, глубоко затянулся, выдохнул и закашлялся. Да, надо поесть, конечно. Шеф говорит, что одежда висит на нем, как на вешалке.

Мать написала из Берлина и опять нудила по поводу письма. Он ответил, что старается найти его, как они настаивали. На самом деле он был занят на работе, а значит, не мог ходить на митинги в Хоутоне, но он держит руку на пульсе. Так было проще, к тому же что-то, он не мог определить что именно, удерживало его от того, чтобы полностью порвать все связи. Он рассказал сэру Энтони, что слишком занят, чтобы ходить сейчас на собрания Клуба Мира. Сэр Энтони ответил:

– Я понимаю. Мы будем рады видеть тебя, Тим, когда ты сможешь выбрать время. Сейчас мир и сотрудничество важны, как никогда.

Тиму захотелось стукнуть кулаком по столу и крикнуть:

– Открой глаза, ты, старый дурак. Ты что думаешь, фашисты, сидящие вокруг твоего стола, – разумные люди? Послушай, что они говорят.

Но, возможно, они и были таковыми. Возможно, все они проводили идею мира – но какой ценой? Он осушил кружку. Как хочется, чтобы отец был здесь. Он бы рассказал ему, что произошло, и извинился. Ему хотелось, чтобы мама обняла его, стиснула его руки в ладонях и сказала:

– Мы любим тебя. Мы знали, что ты вернешься. Ты просто сделал ошибку. Мы все ошибаемся.

Ну да, он попытался, когда Скакун умер, но, наверно, это было преждевременно. Брайди надо было оказаться там в этот момент, и она выгнала его. Однажды он попытается снова. Тим, шатаясь, направился к бару. Санни немного смягчился.

– Последнюю, а потом иди домой. Найди кого-нибудь и расскажи о кошмарах, про которые ты мне рассказывал. Или поговори с отцом. У него тоже были кошмары, когда он вернулся с войны, как и у меня. Он поймет.

Санни говорил это каждый вечер. Тим пересчитал деньги. Несколько монет упали в пролитое пиво. Он взял кружку и отхлебнул глоток. Его снова толкнули – какой-то тип прокладывал себе путь к бару. Тим ничего не сказал, просто, пошатываясь, вернулся на место.

Брайди ждала у двери в моечную. Был вечер пятницы, они занимались подготовкой к летним банковским каникулам, но ее отец прислал записку с предупреждением, чтобы все были на месте в десять часов. Мама, тетя Вер и миссис Мур сидели на табуретках. Дядя Ричард, Гарри, Энни и Рон стояли рядом. Судя по их лицам, все они были глубоко погружены в собственные мысли. Девушки из моечной, в том числе Мария и Эстрелла, остались сидеть в зале для персонала напротив.

Брайди услышала, как во двор въехала машина отца, потом хлопнула дверь. Она с безразличным видом сцепила руки перед собой. Он скорее всего опять будет кричать на нее, как это было, когда она вернулась домой, отчитывать ее за ложь и за то, что она доставила им столько волнений, потому что они не знали, все ли с ней хорошо. Ну что ж, по крайней мере уже какое-то разнообразие, а не только этот постоянный холод, воцарившийся в Истерли Холле. Сколько же раз ей пришлось извиняться? Но больше она просто не в состоянии. Брайди почувствовала комок в горле. Но плакать она не будет.

Вошел отец, на ходу стаскивая перчатки.

– Прекрасный вечер, – объявил он. – Урожай наконец собран, и ехать сюда с фермы было очень приятно.

Все присутствующие повернулись, чтобы видеть его. Мама и тетя Вер разлили коньяк по рюмкам, отца ждал коньяк на его месте во главе стола. Чай Брайди остывал на буфете, где она оставила его. Миссис Мур отпивала из своей чашки. Отец придвинул к себе табуретку и сел. Он поднял рюмку и вдохнул аромат коньяка. Бросил взгляд на Брайди, и она увидела, как исказилось от печали и гнева его лицо. Подняв повыше рюмку, он обвел всех глазами, включая Брайди.

– Будем!

Все тоже подняли рюмки, миссис Мур подняла свой чай. Брайди не стала тянуться за кружкой. Какой смысл?

– Пора положить этому конец, – начал отец спокойным дружеским тоном. – Я не буду подвергать Брайди наказанию за принятое Джеймсом решение, как и за ее собственные действия.

Брайди выпрямилась, как натянутая струна. Мать тоже распрямила спину, со стуком поставив рюмку на сосновый стол. Рот у нее приоткрылся.

– Именно, – настойчиво продолжал отец. – Эви и Вер, вы отправлялись драться за право голоса, ни у кого не спросясь. Вы ведь не заявляли открыто о своих взглядах, если не ошибаюсь? Вспомни, Вер, ты не рассказывала о своих суфражистских делах нашей мачехе. А ты, Эви, скрыла свое настоящее имя, чтобы работать здесь, потому что мой отец не жаловал семью Форбс.