Раскол дома - [108]
– Похоже, она хочет, чтобы ее оставили в покое.
Знакомое чувство, подумала Брайди и вышла из стойла. Она прислонилась к двери конюшни, рядом с ним.
– Как и все мы, – проговорила она.
Он засмеялся, и вдруг она поняла, что тоже смеется. Они стояли вместе, наблюдая за поведением кобылы. Он спросил:
– Ты будешь вызывать Бертрама?
– Нет, еще рано. К тому же я сомневаюсь, что понадобится помощь ветеринара. Для нее это не первый раз, и они вылетают из нее пулей. Ты должен помнить.
Теперь она смотрела на него и чувствовала, как ее переполняет любовь. Как ей хотелось смотреть на его высокие скулы, темные глаза, длинные ресницы – длиннее ее собственных. На его темные волосы с каштановым отливом. Он кивнул.
– Конечно, помню. Я все помню, Брайди, все прошедшие годы. А помнишь, как мы воровали яблоки у старого Фроггетта? Ты тогда застряла на дереве, и нам с Джеймсом пришлось придумать отвлекающий маневр.
Ей хотелось засмеяться, но она не могла, потому что с тех пор слишком много времени прошло, а он оставался тем, кем был. Она ответила:
– Да, я помню. Вы бросались в него яблоками, а он кричал: вы маленькие мерзавцы, я знаю, кто вы. И если вы думаете, что я буду бегать за вами, то вас ждет неприятный сюрприз. А ты, Брайди, слезай-ка вниз, а потом расскажи маме, почему разорвала платье. Достанется тебе на орехи, и поделом!
Эти слова она помнила наизусть. Тим спросил:
– И что сделала мама?
– Отшлепала меня. Так что с тех пор я ношу бриджи. А ты вроде сказал, что все помнишь.
– Ну, ясно же, что я соврал.
Наступившее короткое молчание было легким, но его прервал возглас Пенни:
– Ах, господи, вот ты где. Пойдем, Тим, нам нужно обсудить нашу будущую встречу в Берлине. Мы с матерью получили такое удовольствие от прошлой поездки. Не будь врединой и не говори опять, что ты занят.
Тим придвинулся к Брайди и прошептал:
– Я очень хочу что-то тебе сказать, но не могу.
Она тряхнула головой.
– Я не хочу ничего от тебя слышать, ты понял?
Он ушел, и до нее донесся его самодовольный смех.
Джеймс стоял на дорожке, ведущей к Центру капитана Нива, и смотрел. На сердце у него стало тяжело, когда он услышал, как они разговаривают, но когда появилась Пенни, ему стало легче. По ссутулившимся плечам Тима и по тому, как он оглянулся, было очевидно, что его чувства и чувства Брайди совпадают. Отец сказал ему, чтобы он не торопился и более взвешенно обдумал свое решение насчет РАФ[32]. Ну что ж, вот он сейчас и обдумал, и завтра будет ясно, возьмут его или нет. Тогда он скажет родителям, но не скажет, почему он так решил. Может, это не самая важная причина, но как он может оставаться здесь, когда та, кого он так сильно любит, не отвечает ему взаимностью? Беда в том, что он не может ненавидеть ни его, ни ее. Он любит их обоих. Всегда любил и будет любить.
Глава 29
Ньюкасл, ноябрь 1938 г.
Сэр Энтони сидел во главе стола. Он устроил в клубе в Ньюкасле праздничный обед, посвященный Мюнхенскому соглашению, куда пригласил всех своих обычных гостей. Тиму он показался бледным и озабоченным, в во время как Пенни потчевала их рассказами о своих ощущениях во время Kristallnacht[33], или Ночи разбитых витрин, когда предприятия и дома, принадлежащие евреям, подверглись нападению, во время которого били витрины и окна. Она одобряла последующие аресты десятков тысяч евреев-мужчин по обвинению в том, что они евреи, и в дальнейшем их сослали в концентрационный лагерь к таким же, как они, евреям, которые там уже пребывали. Арестовали также несколько евреек и сослали в местные тюрьмы. Всю оставшуюся в руках евреев собственность конфисковали. Пенни смеялась и размахивала руками.
– Прямо как уборка дома.
Сэр Эджерс постучал по столу:
– Ну-ну, хватит.
А его жена захлопала. Тим смотрел в тарелку, от отвращения он был не в состоянии проглотить ни куска. Сэр Энтони не комментировал рассказ Пенни, но зато выразил свое облегчение по поводу заключенного в октябре Мюнхенского соглашения. Леди Маргарет добавила:
– Это очень умно со стороны герра Гитлера.
Все подняли бокалы, в том числе и Тим, но вино не коснулось его губ – хотя, в конце концов, что это дает? Он и сам не знал. Сэр Энтони пил так, будто умирал от жажды. Позже Тим написал отчет Потти, включив туда все существенные разговоры, которые вел с присутствующими. Вышло занимательное чтение, Тим не сомневался, особенно разделы отчета, отведенные сэру и леди Эджерс. И, в свою очередь, спросил у Потти, если ли какая-то информация о происхождении Хейне, с тем чтобы, когда он снова поедет в Берлин, у него было бы оружие на случай, если Хейне заподозрит его в чем-нибудь.
Тим поехал в Берлин в начале декабря разведать почву и получить подтверждение, что первоначальный отчет Бауэра, адресованный Потти и написанный сразу после побега Герберов, соответствует положению дел и он, Тим, остается вне подозрений.
Оказавшись в Берлине, он вспомнил все, чему его учили на тренировочных занятиях, и, проходя мимо витрин, он обращал внимание на отражения в стекле. Он садился в трамваи, потом выходил, запутывал следы, возвращаясь назад по своему же маршруту. Но никто не преследовал его, да и зачем? Теперь, когда они получили всю Судетскую область, что им побег какой-то одной еврейской пары? Тим слегка расслабился, но не терял бдительности. И он по-прежнему отказывался передать оригинал письма Милли и Хейне, объясняя это собственной уязвимостью, а письмо обеспечивало ему безопасность. Он настаивал, что свои обязательства по отношению к Хейне он выполняет, привозя ему пакеты от сэра Энтони.
Эви Форбс предана своей семье. Все мужчины в ней – шахтеры. Она с детства привыкла видеть страдания людей рабочего поселка: несчастные случаи и гибель близких, жестокость и несправедливость начальников. Она чувствует себя спасительницей семьи, когда устраивается работать в Истерли Холл – поместье лорда Брамптона, хозяина шахт. В господском доме Эми сразу же сталкивается с пренебрежением и тиранией хозяев, ленью, предательством и наглостью других слуг. Однако с помощью друзей, любви и собственного таланта она смело идет вперед, к своей цели – выйти «из-под лестницы». Но в жизнь вмешивается война.
История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.
Книга П. А. Загребельного посвящена нашим славным пограничникам, бдительно охраняющим рубежи Советской Отчизны. События в романе развертываются на широком фоне сложной истории Западной Украины. Читатель совершит путешествие и в одну из зарубежных стран, где вынашиваются коварные замыслы против нашей Родины. Главный герой книги-Микола Шепот. Это мужественный офицер-пограничник, жизнь и дела которого - достойный пример для подражания.
"Просчет финансиста" ("Интерференция") - детективная история с любовной интригой.
В 1815 году Венский конгресс на ближайшее столетие решил судьбу земель бывшей Речи Посполитой. Значительная их часть вошла в состав России – сначала как Царство Польское, наделенное конституцией и самоуправлением, затем – как Привислинский край, лишенный всякой автономии. Дважды эти земли сотрясали большие восстания, а потом и революция 1905 года. Из полигона для испытания либеральных реформ они превратились в источник постоянной обеспокоенности Петербурга, объект подчинения и русификации. Автор показывает, как российская бюрократия и жители Царства Польского одновременно конфликтовали и находили зоны мирного взаимодействия, что особенно ярко проявилось в модернизации городской среды; как столкновение с «польским вопросом» изменило отношение имперского ядра к остальным периферийным районам и как образ «мятежных поляков» сказался на формировании национальной идентичности русских; как польские губернии даже после попытки их русификации так и остались для Петербурга «чужим краем», не подлежащим полному культурному преобразованию.
История жизни необыкновенной и неустрашимой девушки, которая совершила высокий подвиг самоотвержения, и пешком пришла из Сибири в Петербург просить у Государя помилования своему отцу.
Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.
История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.