Раскол дома - [109]

– Если я в безопасности, то и вы тоже, Хейне. Более того, вы сейчас в СД, и это только потому, что я держу свое слово и выполняю обещание не предавать гласности письмо. Хотите – соглашайтесь, хотите – нет. Но если нет, то имейте в виду, что в соответствии с инструкциями письмо будет опубликовано. Не забывайте, что вы виновны в соучастии.

Он говорил очень жестко, но в глубине души он чувствовал себя далеко не так уверенно. Потом он предъявил очередной пакет от сэра Энтони и переоделся к обеду. Ему сказали, что к ним присоединятся Отто, Бруно и Ганс. Все трое, как и Хейне, теперь служили в СД, в отделении разведки. Когда подали коньяк и кофе и Милли вышла из комнаты, разговор перешел на тему поездки в Австрию, которую трое немцев собирались осуществить на следующий день. Отто хлопнул Тима по плечу:

– Тебе это было бы интересно, юный Тим. Эта поездка затевается с целью увидеть нашего партнера. И ты сможешь потом рассказать своим друзьям-фашистам в Англии и уверить их в важности нашего дела.

Взгляд Хейне оставался холодным, но он кивнул. Тим улыбнулся. Что они оба могли сделать в присутствии трех сотрудников СД? Лежа ночью в постели без сна, Тим представлял, как будет облизываться Потти, получив эту информацию, в то время как у него самого губы пересохли от беспокойства.

На следующее утро Хейне в сопровождении Бруно, Ганса и Отто повез его в Австрию по заснеженным дорогам. Щетки на лобовом стекле работали без передышки. Все четверо, заключил он, будут заниматься сопоставлением различных данных и обобщением полученной информации для своего отдела, название которого ни разу не прозвучало в их разговорах. Они провели неделю в Вене, наращивая объем досье, а он, несмотря на холод, бродил по улицам под нацистскими флагами и транспарантами, уже развешанными на зданиях, заходил в кафе и пил кофе, делая заказ по-английски, но прислушиваясь к немецкой речи вокруг, которую начинал понимать все лучше и лучше. Настроение австрийцев было прогерманским. Каждый день он обедал в разных ресторанах и слушал, пока официанты крутились и вертелись вокруг столиков. По вечерам все пятеро отправлялись в клубы, и пока приятели Тима пили и ели, сам он делал вид, что разглядывает длинноногих блондинок в узких юбках. Немцы говорили о делах: сколько еще евреев попали в список, сколько франкмасонов, красных, социалистов, полукровок.

Он вспоминал Абрахама и нащупывал в кармане коробочку с мезузой. Потти говорил, что Тиму стоило бы оставить ее дома, потому что, если у него ее найдут, ему грозят серьезные неприятности. Но Тим не хотел расставаться с вещицей – она поддерживала его и укрепляла в намерениях. Каждый вечер он возвращался в номер отеля и, отдавая себе отчет в том, что жучки могут быть повсюду, шептал, глядя в зеркало:

– У Британии должны быть шансы на победу. А для этого нам нужна информация и время.

Затем он умывался и насухо вытирал лицо. Было ли это ритуалом?

Ритуалы были у всех. Была ли в этом хоть крупица смысла, которая бы что-то меняла? Скорее всего нет, но ему ритуалы помогали сохранять сосредоточенность. Нацисты могли сколько угодно говорить, что собираются «расширяться» только на Восток, он ни на секунду этому не верил, как и Потти, хотя среди тех, кто находился у власти, были такие, кто верили.

В первую неделю января 1939 года Тим планировал отвезти Хейне очередной пакет от сэра Энтони, но отложил поездку после того, как ему позвонил отец с новостями о Джеймсе, который попал в аварию во время тренировочного полета на биплане. После недели тревог от отца пришла новая информация. Джеймс отделался сломанной ногой и через несколько месяцев вернется к занятиям.

Тим поспешил купить пару книг и послать их в военный госпиталь. Он также купил подарки к Рождеству для матери: мыло и масло для ванны. Хейне он также купил мыло. В конце концов, он не собирался тратить на них больше, чем нужно. Он поехал в Берлин в суровую январскую погоду, взяв твердый курс на логово льва, хотя теперь по другому адресу. Новая квартира располагалась ближе к центру Берлина. Результат Хрустальной ночи? И он обнаружит следы еще одной коробочки с мезузой? Да, черт возьми, конечно, обнаружит.

Интересно, будут они ходить по клубам? И СС, СД и вся эта гоп-компания будут жужжать об успехах с растущим восторгом? И он услышит очередные разговоры от Хейне и его дружков об их адских досье? А может быть, если повезет, они выскажут свои соображения про известные им или предполагаемые планы на будущее герра Гитлера или, в самом крайнем случае, их отдела?

Естественно, при входе в квартиру он заметил на дверном косяке следы сорванной коробочки с мезузой. Люстры, висевшие в квартире, могли бы соперничать с люстрами Истерли Холла. Он вручил подарки. Мать открыла сверток, и лицо у нее вытянулось. Тим сказал:

– Когда я приезжал в начале декабря, я почувствовал, что шоколада будет недостаточно, Но что можно подарить людям, у которых все есть?

Он обвел рукой комнату. Мать улыбнулась. Волосы у нее по-прежнему были выкрашены. И вокруг головы была уложена эта дурацкая коса. Хейне сидел за карточным столом, похожим на тот, что стоял в их прежней квартире. Он не стал открывать подарок, а сразу же, нахмурившись, погрузился в изучение документов, присланных сэром Энтони. Тим наблюдал за ним, а рядом мать зудела по поводу трудностей с прислугой. Теперь у нее было две служанки.