Расклад рун - [55]

Шрифт
Интервал

– Ну конечно, – рассеянно ответила она. – Никаких проблем.

Оппенгеймер отвернулся от нее – и вдруг замер.

– Кто впустил сюда собаку?

Стоявший у самой кафедры Карсвелл резко обернулся, бросив пристальный взгляд назад.

– Какую собаку?

– Извините, – ответил Оппенгеймер, – мне показалось, я увидел черную собаку. Переволновался, наверное. – Он глубоко вздохнул и окинул взглядом опустевшие ряды в зале. – Надеюсь, мне удастся уговорить кого-то из них остаться. Может быть, мы начнем наконец?

Физиономия Карсвелла вдруг побагровела, и он начал тяжело дышать. Взгляд его метался по всей сцене. Он вновь резко повернулся, как будто кто-то схватил его за плечо, и ему пришлось ухватиться за края кафедры, чтобы не упасть. Едва заметный ветерок, поразительно холодный в душном лекционном зале, начал перебирать страницы его доклада. Вначале поднялся титульный лист, затем первая страница, потом следующая. Карсвелл хлопнул по ним ладонью, прижав бумагу к кафедре.

– Мне нужно уйти, – сказал он каким-то странным голосом. – Мне нехорошо.

– Виктор? – вопросительно произнес Оппенгеймер, приближаясь к нему.

– Мне нужно уйти, – настаивал Карсвелл. Дрожащими руками он раскрыл портфель, сунул туда доклад

и хлопнул замками. Затем поднял портфель, прижал к груди, дико оглядываясь по сторонам и всматриваясь теперь уже в совершенно пустой зал, в котором оставался только Боб Доу, лежавший в кресле в первом ряду. Карсвелл повернулся и бросился в глубь сцены, оттолкнув Оппенгеймера. Вирджиния сделала шаг назад, чтобы пропустить его, но Карсвелл на мгновение остановился, покачиваясь на пятках. Он пристально посмотрел в ее сторону, оглядел с головы до ног, однако взглядом с ней не встретился. Затем бросился вперед, нащупал ручку задней двери, повернул ее, открыл дверь и нырнул в маленький коридорчик за сценой. Последнее, что увидела Вирджиния, было мелькание его шерстяных чулок, медленно исчезавших в темноте коридора.

Оппенгеймер вздохнул и развязал галстук. Поднял руки и резко опустил их.

– Ну-с, – провозгласил он, – вот вам и еще один прибыльный день на рынке идей.

Оппенгеймер, ссутулившись, сошел по ступенькам и прошествовал по проходу вслед за последней дамой из публики, покидавшей зал. Вирджиния закрыла дверь в глубине сцены и прошла в противоположный ее конец.

Беверли сидела на нижней ступеньке, закрыв лицо руками. Вирджиния спустилась и села. Начала она с того, что сорвала бороду.

– Тебе она нужна? – спросила Вирджиния.

Беверли подняла голову. Она не плакала, щеки у нее были совершенно сухие, лицо бледное, свет в глазах погас. Она взглянула на маленький кусок материи с наклеенными на него волосами и молча покачала головой. Вирджиния швырнула бороду в угол. Они остались в зале вдвоем в полном одиночестве, кроме лежащего без чувств Боба Доу, который время от времени подергивался, точно спящая собака.

– Можно задать тебе вопрос? – спросила Вирджиния. Беверли подала плечами.

– Помнишь, как ты рассказывала мне, что незадолго до смерти твой муж начал говорить во сне?

Беверли кивнула.

– И что он говорил?

Беверли бросила на Вирджинию долгий пытливый взгляд.

– Ты в самом деле хочешь узнать?

– Да.

Беверли отвернулась. Она сделала глубокий вдох и шумно выдохнула. А потом начала повторять то, что говорил ее муж, но не прошло и минуты, как Вирджиния остановила ее.

18

Глубокой холодной ноябрьской ночью – а скорее ранним утром – небольшого роста мужчина в твидовом костюме, тяжело дыша и страшно потея, быстро семенил по территории университета Лонгхорна, что-то бормоча себе под нос на латыни, древненорвежском и шумерском. Пока слова не принесли нужного эффекта, но, как ему казалось, всех возможностей он еще не исчерпал. В его распоряжении имелись и более древние и таинственные наречия. Он постоянно дергал воротник, пытаясь ослабить галстук-бабочку, однако тот, как ни странно, завязывался еще туже, отчего лицо маленького господина наливалось кровью, и дышать ему становилось все трудней. На нем не было пальто, и в руках он ничего не нес. Более того, его кожаный портфель раскрытый валялся на асфальте посередине Тексас-авеню, освещенный светофорами, которые ночью постоянно мигали желтым светом. Его матерчатая кепка лежала на тротуаре недалеко от портфеля.

Мужчина спешил в здание, где находился исторический факультет, и через каждые несколько шагов похлопывал себя по карману, чтобы убедиться, что не потерял ключи. В это время ночи здание, естественно, было заперто. Мужчина шел быстрой семенящей походкой, не осмеливаясь перейти на бег, так как в абсолютной тишине пустого кампуса он был единственным человеком под желтоватым светом ламп сигнализации, и ему не хотелось привлекать к себе внимание. Тем не менее он частенько оглядывался через плечо, широко открытыми от страха глазами с особым вниманием вглядываясь в тени под деревьями, нижняя губа его сильно дрожала. Он ничего не увидел, но пошел еще быстрее, словно заметил реальное преследование. Его сердце забилось сильнее при виде центральной площади. Здание исторического факультета располагалось как раз за площадью, а там было если и не его спасение в прямом смысле слова, то по крайней мере латинские оригиналы заговоров и заклинаний, собранных им за многие годы. Пока человечек пробовал все те, которые помнил наизусть, но ни одно из них не срабатывало. И все-таки у него еще есть время. Наверняка он что-нибудь сможет найти в своем кабинете. Ведь на все существует свое противоядие. Нужно только знать, где искать.


Еще от автора Джеймс Хайнс
Царица джунглей

Повести, вошедшие в этот сборник, – три изысканные пародии одновременно на жанры «университетского детектива» и «университетского триллера», «черной мистики», «психологического реализма» и… список можно продолжать до бесконечности!Кошка при помощи «кошачьего психоаналитика» раскрывает весьма гнусную интригу…Неудачливый антрополог отправляется в отпуск – а попадает в ситуацию, достойную Лавкрафта и Кроули…Таинственные руны приносят смерть и ужас в семью… блестящей специалистки по древней истории…Описать это – невозможно.Читать это – наслаждение!


Девяносто девять

Повести, вошедшие в этот сборник, – три изысканные пародии одновременно на жанры «университетского детектива» и «университетского триллера», «черной мистики», «психологического реализма» и… список можно продолжать до бесконечности!Кошка при помощи «кошачьего психоаналитика» раскрывает весьма гнусную интригу…Неудачливый антрополог отправляется в отпуск – а попадает в ситуацию, достойную Лавкрафта и Кроули…Таинственные руны приносят смерть и ужас в семью… блестящей специалистки по древней истории…Описать это – невозможно.Читать это – наслаждение!


Рассказ лектора

Не было бы счастья, да несчастье помогло… воистину так начинается история немолодого «университетского интеллектуала», в чернейший из дней жизни лишившегося пальца собственного — и получившего палец новый… Так начинается фантасмагория, в которой роскошь злой сатиры на современные «научные нравы» уступает только неистовству черного юмора.


Рекомендуем почитать
Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.


Ресторан семьи Морозовых

Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!


Непокой

Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.


Запомните нас такими

ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.