Расёмон – ворота смерти - [4]

Акитада развернул письмо и, прочитав его, сказал:

— Хорошо, теперь можешь идти. Конечно, небеса не допустят, чтобы эти твои оборванцы причинили вред любимой веранде моей матери, но тебе лучше все-таки вернуться.

Когда Тора ушел, Акитада сказал Сэймэю:

— Я приглашен на ужин. Конечно, мне уже давно следовало навестить их, только… — Договорить фразу ему, как всегда, помешали угрызения совести.

— Очень добрый человек этот профессор, — кивнул Сэймэй. — Помню времена, когда вы жили у него. А как молодая госпожа? Должно быть, уже совсем повзрослела?

— Да, — задумчиво проговорил Акитада. — Тамако теперь, должно быть, года двадцать два. Я не виделся с ней с тех пор, как после смерти отца снова переехал в наш дом. — Мать Акитады категорически не одобряла его связей с семьей Хирата, однако его нежелание видеться с Тамако было вызвано не снобизмом госпожи Сугавара, а совсем другой причиной. Прошло слишком много времени, и он боялся, что теперь им уже нечего сказать друг другу. — Профессор пишет, что ему нужен мой совет, — сообщил он Сэймэю. — По-моему, он чем-то обеспокоен, но надеюсь, ничего страшного не случилось. — И, вздохнув, он прибавил: — Ну ладно, дружище Сэймэй, давай-ка вернемся к работе!

Двумя часами позже Акитада тщательно просушил тушь на последнем листке комментария к юридическим лабиринтам судебного дела и объявил:

— Если не считать высокого положения противостоящих сторон, то дело в общем-то простое. Могу я считать, что мы разделались со всеми назначенными к пересмотру делами?

— Да. Осталось еще двадцать папок, но это все несложные вопросы.

— В таком случае, Сэймэй, вечер у нас сегодня начнется пораньше. Пойдем-ка домой!

Солнце уже клонилось к закату, потихоньку заваливаясь за глянцевые зеленые крыши казенных зданий, когда Акитада, направляющийся к дому Хираты, шел по улице Нидзе мимо ворот с красными колоннами, за которыми начинался императорский внутренний город. Щурясь от яркого света, он то и дело уворачивался от потока мелких чиновников и писцов, закончивших рабочий день и теперь спешивших по домам.

От этих самых ворот, носивших название Сузакумон, начиналась улица Сузаку, тянувшаяся до громадных двухэтажных ворот Расёмон — южного въезда в столицу. На всем своем протяжении широченная улица Сузаку, разделенная посередине водным каналом, была обсажена ивовыми деревьями. По этой главной артерии города весь день в обоих направлениях двигалось огромное количество людей, местных жителей и приезжих, знати и простолюдинов, пеших, конных и в повозках, запряженных быками. Акитада считал эту улицу самой красивой на всем белом свете.

На западной стороне за матово-зеленым занавесом молоденькой весенней листвы прятались жилые кварталы. Отсюда весь район выглядел как огромный роскошный парк, но Акитада хорошо знал, что там на самом деле. Северо-западная и восточная части города были застроены дворцами, особняками и богатыми усадьбами, в которых обитала знать — высокопоставленные чиновники, придворные, члены императорского клана, между тем как в двух северных третях города жили беднота и люди среднего достатка. Здесь же располагались рынки и кварталы увеселительных заведений. В последнее время по какой-то непонятной причине люди начали покидать западную часть города и переезжать в восточную половину или в предместья.

Дворцы и усадьбы гибли от огня или рушились, а в домах победнее селился всякий сброд. Лишь буйная зелень по-прежнему заполоняла эти пустынные дебри, где несколько оставшихся еще здесь родовитых семей вроде Хирата вели тихую, уединенную жизнь.

Шагая по здешним улицам, иногда разделенным посередине водными каналами, чьи берега соединялись деревянными мостиками, Акитада заметил, что еще несколько домов опустели с тех пор, как он проходил здесь последний раз. Акитада задумался, безопасно ли оставаться Тамако одной, когда ее отец уходит на занятия в университет.

К своему облегчению, он обнаружил, что усадьба Хираты совсем не изменилась — все те же крепкие стены, все те же гигантские ивы у деревянных ворот. Из-за стен веяло ароматом цветущей глицинии. С чувством, будто он возвращается домой, Акитада глянул на тщательно начищенную табличку на воротах: «Одинокое пристанище в ивах».

Согбенный, седовласый слуга открыл ворота, приветствуя широкой беззубой улыбкой.

— Молодой хозяин Акитада! Добро пожаловать! Входите! Входите!

— Сабуро! Рад видеть тебя. Как поживаешь? Как здоровье?

— Какое там здоровье! Вот спина все время ноет, и ноги почти совсем не гнутся. Да к тому же глуховат я стал. — Потрогав поочередно все свои болезненные места, старик снова расплылся в улыбке. — Только умирать я пока не собираюсь. Да и не так уж плохи мои дела — никто не мог бы пожелать себе лучшей жизни, чем моя. А тут еще такая радость — вы к нам пожаловали. Вы теперь такой известный человек!

— Брось, Сабуро, какой там известный! Но за добрые слова спасибо. Как профессор?

— У него все хорошо, молодой хозяин Акитада. Он ждет вас в своем кабинете. Только молодая госпожа просила, чтобы вы сначала поговорили с ней. Она сейчас в саду.

Ступая по замшелым каменным плитам, Акитада все еще радовался сердечному приветствию, коим встретил его слуга. Старик назвал его «молодым хозяином», как если бы Акитада был сыном профессора, и ему вспомнился тот счастливый год, который он провел здесь на правах младшего члена семьи.