Главный герой, его родные и домочадцы:
Сугавара Акитада — потомственный дворянин, вернувшийся с важного государственного задания
Тамако — его жена
Ёринага(Ёри) — его маленький сын
Госпожа Сугавара — вдова, старшая женщина в доме
Акико — старшая из сестер Ахи гады, замужем за Тосикагэ
Тосикагэ — дворянин, секретарь ведомства дворцовых хранилищ
Такэнори — его старший сын и помощник
Тадаминэ — его второй сын, военный
Ёсико — младшая из сестер Акитады, не замужем
Тора — вассал Акитады, бывший солдат
Гэнба — вассад Акитады, бывший борец
Сэймэй — престарелый секретарь Акитады
Сабуро — старый слуга, вассал семьи Тамако
Персонажи, связанные с ходом уголовных дел:
Нагаока — торговец древностями
Нобуко — его жена
Кодзиро — его младший брат, землевладелец
Уэмон — хозяин труппы бродячих актеров
Кобэ — начальник столичной полиции
Масаёси — тюремный врач
Гэнсин — настоятель Восточного горного монастыря
Эйкэн и Анко — два монаха
Ноами — художник
Ясабуро — отставной профессор, тесть Нагаоки
Харада — пьяница, счетовод в хозяйстве Ясабуро
Дандзюро — актер из труппы Уэмона
Злато — акробатка
Госпожа Вишневый Цвет — бывшая акробатка, владелица спортивного зала
Юкио — ее служанка
Храп у нее за спиной сменился неразборчивым бормотанием, и она настороженно обернулась. Но тревога оказалась напрасной — ничего особенного, обычный пьяный сон. Она снова принялась всматриваться в темноту мокрого двора. Храп вскоре возобновился. До чего же безмозглые животные эти мужчины!
Должно быть, уже прошло много времени, и дело-то наверняка сделано. Она вздрогнула, поежилась и поплотнее запахнула шелковое кимоно.
Еще раньше, когда только вступила в этот извечный приют странников, она с интересом прочла на его стенах заветные надписи. К одной из них даже прилагались рисунки — изображения сидящего Будды и судии мертвых, властителя Царства смерти Эммы. Просветленные лица молящихся окружали улыбающегося Будду, а перед суровым судией-повелителем свирепый демон, пронзая копьем тела кричащих страдальцев, гнал их в раскаленный бурлящий котел. Хорошо постарался неизвестный художник, чтобы добиться столь мрачной убедительности. Надпись под рисунком гласила: «Убереги меня, о Амида[1], от искушения! Избави меня от вечных мук!»
Что такое искушение, она знала не понаслышке, только, к счастью, была чужда набожности. К чему тратить время на такие пустяки, на все эти глупые суеверия и предрассудки?
Затаившись, она напряженно ловила звуки. Что это было? Открыли дверь? Ведь сейчас самое опасное время. Нарушит ли по неосторожности тишину тот, кого она ждет, или кто-то из постояльцев встанет помочиться, или самый ревностный из монахов вздумает предаться предрассветной молитве — и все пропало. Но темный двор в сени деревьев хранил безмолвие. Странно, но почему-то не слышно было даже ночных птиц, не шуршали в зарослях лисица или барсук. Не иначе как дождь испортил им всю охоту.
Хотя вот!.. На этот раз она не ошиблась — снова тот же тихий звук, только теперь гораздо ближе — легкое шуршание камешков под ногами. Она затворила дверь, оставив себе лишь узенькую щелочку, и через нее продолжала наблюдать за двором.
В дальнем конце веранды слабо мелькнул свет фонаря, выхватив из черной мглы очертания громоздкой фигуры. Жалобно скрипнула расшатанная ступенька.
Сердце ее бешено заколотилось, и она тихо подала голос:
— Кто там?
В ответ послышалось ворчливое:
— Это я. Открывай быстрее! Она вскочила и распахнула дверь.
Мужчина в монашеском одеянии ввалился через порог, сгибаясь под тяжестью огромной ноши. Она затворила за ним дверь и опустила щеколду. Во тьме его шумное дыхание полностью слилось с храпом спящего. Она нащупала свечу и зажгла ее.
Крохотное мерцающее пламя осветило тесную убогую комнатушку и согбенную фигуру вошедшего. Он скинул с плеч свою громоздкую ношу, и она бухнулась об пол. Устремив невидящий взгляд в пустоту, на полу лежала бездыханная девушка. Кончик вывалившегося языка виднелся из приоткрытого рта, на шее болталась пеньковая веревка.
Мужчина присел на корточки и уткнул лицо в ладони.
— А ты не очень-то поторапливался, — сказала женщина, раздраженно посмотрев на него. Потом, повернувшись к нему спиной, она начала раздеваться. — Трудности какие были?
Он пробурчал что-то, окидывая ее жадным взглядом, потом кивнул в сторону спящего:
— А с этим как? Вдруг проснется?
— Не проснется. Надрался вусмерть, теперь проспит до утра. А уж тогда-то будет слишком поздно. — Она хихикнула, сбросив исподнее, и склонилась над трупом
Мужчина пожирал глазами ее обнаженное тело.
— Иди сюда! Ну-ка приподними ее! — И, не дождавшись повиновения, она нетерпеливо проворчала: — И почему мужчины такие бестолковые?!
Он послушно поднялся и пробурчал:
— Лучше б ты оделась!
— Что? — Она посмотрела на него и усмехнулась. — Ладно уж, только погоди немного, жеребчик ты мой ненаглядный!
Руки его дрожали, когда он освобождался от одежды, потом она приблизилась к нему, повалила на пол, и оба тяжело задышали в любовной горячке. Когда страсти утихли, она поднялась и оделась, сделав недовольную гримасу, а он порывисто отвернулся и снова уткнулся лицом в ладони.
