Расчёт вслепую - [41]

Последним, с кем я беседовал, был Гаррет, сторож, маленький смуглый человечек в грязном коричневом плаще и огромных сапогах.

— В какое время вы заступаете? — спросил я.

— В шесть часов вечера, — сказал Гаррет. — Но некоторое время я отсутствую.

— Почему?

— Археологическая ассоциация, — объяснил Гаррет. — Мы встречаемся в портовом бассейне каждый вечер. — Он посмотрел на меня тяжелым взглядом. — И пьем «Лукозейд»[58], если вас интересует.

— Интересует, — подтвердил я. — Как вы обеспечиваете охрану верфи?

— Я спускаю собаку.

— Собака свирепая?

— Может запросто оттяпать вам ногу, — сказал Гаррет очень спокойно.

— А не припомните, чтобы пес вел себя иначе?

— Только в ту субботнюю ночь, когда эта ваша лодка пришла со сломанным рулем.

— Раньше никогда?

— Никогда. Это, в общем, очень живая собака.

— Н-да... — Похоже, мое путешествие в Ирландию обернулось потерей времени. Я решил сделать еще одну, последнюю попытку: — Но до того, как лодка пришла со сломанным рулем, не вел ли пес себя странно?

— Не могу сказать, — ответил Гаррет.

— Понимаю. Ну...

— И причина, по которой я не могу ничего сказать, в том, что тогда я еще не имел удовольствия познакомиться с этой собакой. — Гаррет распрямился во весь рост. — Раньше в моем распоряжении была другая собака, Бриан. За два дня до ваших неприятностей с рулем Бриана нашли мертвым. Подозревали отравление. Он был очень свирепой собакой, и я не слишком удивился, что кто-то сильно на него осерчал.

Гарри смотрел на меня с торжеством, как будто я был капитаном соперничающей Археологической ассоциации, которую он только что разгромил во время дебатов.

— Когда была отравлена собака?

Гаррет посчитал на пальцах.

— Должно быть, в четверг.

— И вы не заметили ничего особенного на верфи?

— Не заметил.

— Очень хорошо, — сказал я. — Благодарю за вашу помощь.

— Не стоит. Я могу идти?

— Да.

Он вышел. Так, значит, собаку отравили в четверг ночью. Поговорив с рабочими, я составил схему передвижения служащих по верфи. Теперь предстояло пройтись по их — двадцати трем! — домам и подтвердить рассказанное мужьями беседами с их женами. При этом нужно исходить из вероятности, что диверсант работает на верфи. Это было, конечно, весьма вольное предположение.

Получилось совсем не так, как я думал.

В шесть часов Билли Хегарти просунул голову в дверь и спросил, как идут дела. Я рассказал. Он пожал плечами и пригласил меня на обед в Кинсейл. Я отказался под предлогом того, что мне надо еще поработать. По его виду я понял: он сомневается, что мне удастся что-нибудь узнать. В шесть тридцать я отправился в «Марин-бар», поел сандвичей с копченой семгой и выпил пинту «Мэрфи», лучшего крепкого портера в Ирландии. Затем вернулся на стоянку, залез в машину и посмотрел на первый адрес в своем списке. Это было в деревне Кросхевен. Я выехал на дорогу. Что-то мешало мне, упиралось в спину. Я переменил положение. Стало давить еще сильнее. Голос с заднего сиденья сказал:

— Продолжайте двигаться и делайте, что я буду вам говорить, иначе пожалеете.

Сердце мое будто подпрыгнуло и замерло. Неизвестный приказал:

— После почтового ящика поверните налево.

Я повиновался, вырулил на узкую дорогу, которая огибала крутой холм, поросший дубами. Я скосил глаза на зеркало заднего вида. Заднее сиденье было пусто. Он, должно быть, сидел на полу.

— Смотрите прямо перед собой, — сказал голос. В нем слышались нервозность и напряжение. Акцент северо-ирландский, но что-то в нем было не совсем так.

— Кто вы такой? — спросил я, с трудом стараясь говорить твердо.

— Не задавайте вопросов и не услышите вранья. Поверните направо в конце кирпичной стены.

Густая завеса из дубов стала немного реже, так что можно было видеть проселочную дорогу. Она вилась меж зарослей куманики. Где-то далеко мелькнул кусок голубого моря, большая возвышенность понтикума, покрытого розовато-лиловыми цветами. Во рту у меня пересохло.

— Налево, — сказал голос. Мы повернули от моря. Впереди были рододендроны, а за ними столбы и оконные рамы, увитые куманикой, — развалины большого дома. — Не делайте никаких глупостей, и чтобы я видел ваши руки.

Я вышел. В деревьях вздыхал ветер. Воздух был мягкий, с характерным ирландским запахом папоротника-орляка и недавнего дождя.

— Повернитесь, — приказали мне.

Я повернулся к дому, но лишь после того, как заметил его, выходящего из машины. В воздухе подуло холодом. Он выглядел, как те устрашающие фигуры, которые сопровождают гробы в Западном Белфасте. Черный вязаный шлем, закрывающий все лицо, с прорезями для глаз, черные шерстяные перчатки, в пуках ружье. Хотя и не из тех, что используется ИРА, — обрезанный дробовик.

— Что-то политическое? — решился спросить я.

— Заткни пасть, — рявкнул он.

Опять-таки, в акценте было что-то не так. Человек осторожно зажег сигарету, сунул ее в прорезь для рта. Это выглядело смешно. На мгновение страх отступил, и я стал мыслить более четко. В Англии существует представление, что Временная Ирландская Республиканская армия свободное время использует для грабежей и устрашения южан. Но я бывал в Ирландии достаточное количество раз, чтобы понять, что у «временных» есть занятия поважнее, чем запугивать отдельных граждан без всяких разумных причин.