Раса хищников - [53]

Наш народ страшно разочарован политикой и политиканством, а те, кто лезет во власть, пытаются представить отсутствие поддержки со стороны населения, попросту говоря — безразличие, как зеленую улицу для себя. Первые пятнадцать лет свободной жизни я считаю вполне благополучными и согласен с пани Хеннелевой[391], которая, полемизируя с епископом Франковским[392], защищает все, что достигнуто за эти годы, и выражает сомнение, действительно ли отец Рыдзык — единственное наше спасение. Кажется, Слонимский[393] назвал Польшу вращающейся твердыней; теперь такой крепостью стал «Тыгодник». Прежде он стоял в оппозиции к ПНР и красным, сейчас — вынужден защищать здравый смысл.

Все это похоже на известный анекдот: «А будет ли нам хорошо? — Уже было». Если бы мне было двадцать, я мог бы сказать: лет через пять-шесть станет лучше. Когда тебе восемьдесят пять, трудно так говорить. Я много раздумал о том, что мой тесть, как и мой отец, умерли в страшнейшее время, в эпоху сталинизма, без надежды на перемены. В такой период, каким был, например, Октябрь[394], когда перед Польшей открывались какие-то, пусть и неясные, перспективы, — умирать гораздо спокойнее.

Некоторые авторы писем считают, что я не только в состоянии сказать нечто разумное, но и могу перевести стрелки таким образом, чтобы наша жизнь изменилась к лучшему. Конечно, ни на что подобное я не способен, но метафора не лишена смысла. Политика немного напоминает расписание движения поездов: приоритетом для нее становится все, что можно состыковать, синхронизировать и организовать, а содержимое и вместительность товарных и пассажирских составов — вне компетенции политиков. Иными словами: убежденность во всемогуществе властителей — иллюзия, теперь гораздо более призрачная, чем во времена Римской республики, когда верховную власть осуществляли два консула, примерно как у нас сейчас, хотя наша конституция такого раздвоения не предусматривает.

Январь 2006

Киты и политика >{111}

Поскольку «Тыгодник повшехны» стараниями Кшиштофа Козловского[395] и Михала Зелинского[396] в предыдущем номере весьма ловко разделался с новой командой, оказавшейся у власти, я могу позволить себе не касаться событий, происходящих в Польше. Я займусь тем, о чем у нас мало говорят и пишут.

Президент Ширак[397] публично заявил, что не исключает возможности нанесения Францией ядерных ударов по государству, которое будет способствовать распространению терроризма. Это заявление страшно напугало немецкую политическую элиту. Политики по очереди рассуждали перед камерой, какая это губительная, бессмысленная и вредная концепция, и призывали, чтобы Ширака убедили от нее отказаться. Еженедельник «Шпигель» в преддверии визита Ангелы Меркель[398]во Францию уверял, что госпожа канцлер подвергнет своего коллегу суровому осуждению за эти слова. Однако госпожа Меркель, выступая вместе с Шираком, выразила ему свое одобрение, сочтя подобное заявление обоснованным.

Корень этой проблемы — как можно затормозить иранскую ядерную программу. Американцы пытались (пока безрезультатно) создать новый тип ядерных зарядов, которые помещаются на несколько метров в грунт и вызывают глубинный подземный взрыв, что позволило бы уничтожить иранские ядерные базы. Некоторые говорят, что уже в следующем году, другие — что только через два года Иран будет располагать достаточным количеством урана. С политической точки зрения атака на Иран, даже достигшая своей непосредственной цели, вызвала бы бурю на Ближнем Востоке и способствовала бы усилению антиамериканских настроений. А работы над созданием иранской атомной бомбы удалось бы приостановить лишь на некоторое время. Будь жив товарищ Сталин, он быстро навел бы там порядок; мне представляется, как по его приказу в Сибирь были бы сосланы какие-нибудь 10–15, а может, и 20 миллионов иранцев, чтобы у них мозги встали на место. Ситуация по-настоящему патовая: в голове у нынешнего президента Ирана бродят совершенно безумные идеи, он хочет уничтожить Израиль или переселить его на Аляску. К тому же самый отважный израильский стратег, Ариэль Шарон[399], тяжело болен, и хотя еще жив, но в политику уж точно не вернется. А выборы в Палестинской Автономии выиграл Хамас[400]… Интересно, что в мире все время царит нестабильность.

Может быть, поэтому на минувшей неделе меня в основном занимала грустная (по крайней мере для меня) история с утконосым китом, который по пути из Атлантики в Северное море случайно попал в воды Темзы и доплыл аж до Лондона, шестьдесят километров от устья! Англичане предпринимали грандиозные усилия, чтобы спасти его, а огромные толпы зевак глазели на это с берегов и мостов. Не слишком большого (разумеется, по сравнению с другими китами), шестиметрового кита, который весил около шести тонн (столько же, сколько весят слоны!), с помощью понтонов подняли на палубу корабля, который направился в сторону моря, потому что само животное было не в состоянии вернуться обратно. Впрочем, кит был болен, ранен и истекал кровью. По оценкам бригады медиков и ветеринаров, его шансы выжить равнялись 50 процентам, но почти в самом конце пути кит все-таки умер. Наблюдение по немецкому телевидению за развитием этой истории полностью вышибло у меня из головы наши польские политические перипетии: захваченный судьбой кита, я не успевал отслеживать, что происходит в Польше.