Раны Армении - [8]

.

Во время ежегодных торжеств в ереванском уездном училище осенью 1845 года Абовян заявил: «Имя русского должно быть для нас так же священно, как и кровь, коею спасены мы навсегда, как и покровительство, под которым благоденствуем, будучи защищены совершенно от всех врагов нашей веры, нашего отечества»[8].

А в своих размышлениях под конец своей жизни (конец 1847 г.) по поводу восстановления Сардарапатского канала Абовян с радостью восклицает: «Да восстанут Багратиды, да воскреснут Тиграны и Гайковы гиганты, дабы достойнее благословлять добродетельные труды сынов севера, облагораживающих знойный, палящий юг. Да возносится в опустошенных, но вновь оживленных храмах Армении одна мольба, одна молитва: «Боже! Храни… святую Русь, мощную и благодатную!»[9]

Несколько слов о настоящем издании. Хотя еще в 1841 и 1845 годах Абовян писал, что роман его «давно завершен» и готов к напечатанию, хотя он мечтал о том, чтобы «какой-нибудь набожный человек напечатал его для души», в сущности книга не была окончательно отшлифована, в ней оставались еще недописанные места и шероховатости. В таком виде «Раны» впервые были напечатаны в 1858 году; без надлежащей редакции, с многочисленными цензурными купюрами и опечатками. При последующих изданиях романа текстологические трудности снова не были разрешены, восстановленные же цензурные сокращения умножили число опечаток.

Работы по установлению канонического текста «Ран» начались еще в 1939 году (изд. Р. Зарьяна).

В 1948 году к столетию со дня смерти Абовяна вышло в свет академическое издание «Ран» (текст и комментарии Г. Мурадяна), которое скорее можно было бы назвать опытом точной, почти фотографической передачи авторского текста. Но и здесь не был восстановлен ряд пропусков, часть которых, хотя и была прокомментирована, однако очевидные ошибки остались в прежнем виде.

Русский перевод романа сделан с этого последнего издания известным русским поэтом, старым другом армянской литературы — С. Шервинским по подстрочнику лексикографа М. Геворкяна. До сего дня этот перевод выдержал три издания — в 1948, 1955 и 1971 годах, выпущенных в свет Армянским государственным издательством. Есть и четвертое сокращенное издание, помещенное в избранных сочинениях Абовяна на русском языке (Москва, изд. «Художественная литература», 1948).

Настоящее издание — пятое, посвящается 150-летию присоединения Восточной Армении к России.

Для данного издания весь переводной текст нами был сличен с новой армянской редакцией книги, включены отдельные большие и малые фрагменты, не вошедшие в ранние русские издания. Кроме того, были исправлены неточности, перешедшие в перевод из подстрочника. Половина второй части романа, целиком третья и эпилог разбиты на разделы так, как это было сделано Абовяном в первых двух частях романа. И, наконец, в данное издание включено стихотворное посвящение к роману, впервые представляемое русскому читателю. В целом перевод осуществлен с большим мастерством, он близок к оригиналу и фактически является первым полным изданием романа на русском языке, верно передающим идеи Абовяна

Пион Овсепович Акопян

доктор филологических наук

Предисловие автора

Высокородному военоначальнику [10] ,

доблестному патриоту,

благородному потомку Гайка,

венценосному рыцарю Смбату

с заверениями в глубочайшем почтении

Пред кем открою ларец всечасных скорбей моих?

Кому показать могу зияние ран живых?

Тоскует лира моя, смирилась, удручена,

Давно в душе порвалась надежды былой струна.

Из склепа вышел бы я, где холод и тишина,

Оплакать клочок земли, где жизнь моя тлеть должна.

И в небытии без дна, где царствует смерть одна,

Меж предков святых почить в покое вечного сна.

Хоть горстку б своей золы к могилам их принести,

От ужасающих бед в небытие отойти!

Ты вновь оживил мой дух, где свет едва не потух,

Ты светом вновь озарил мой низко поникший дух.

Я видел, как любишь ты свою родную страну,

Узрел благородство твое, твоей души глубину —

И спала вдруг пелена с моих заплаканных глаз,

И снова окрылена, душа к тебе понеслась.

Твой голос звал к небесам, я чувствовал: я проснусь!

Мой смертный сон убежит, и к жизни снова вернусь.

Ты, родина, край чудес, и вы, о Гайка сыны,

Возвышенностью души и правдой своей сильны;

Явили мне новый рай, затеплили день святой

Над сумрачною моей измученною душой.

В тоске, на колени пав, я жду, когда же найду

Путеводительную на небе свою звезду.

В сей миг, когда, горяча, несется к небу мольба,

В выси стоишь, а внизу гайканцев храбрых толпа.

Виденьем дивным возник, слиянный с сонмом отцов,

По праву ты разделил бессмертие храбрецов.

Как тот Киликии вождь, ты тоже зовешься Смбат[11],

В тебе его доблесть, честь, и пыл, и сердце горят.

Мои отверзнешь уста, мечту донесешь мою

К героям нашим, мой зов услышат в любом краю.

Их слава веками бурь под пеплом погребена —

Тогда не знала странна, как их бесценна цена!

Если тебе не сплетен торжественный брабион,

И если нами еще достойно ты не почтен,

То Муза имя твое до самых небес вознесет,

Ты равен будешь богам, наш рыцарь и патриот.

И там, где память живет о наших святых отцах,

И здесь, где имя твое звучит в молодых сердцах,