Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке - [56]

*

В Пальму пришла телеграмма от Большого Питера Гранта. Нам с Майком срочно нужно возвращаться. Чаша лилась через край. Он был вне себя. Впервые Малыш Ричард участвует в программе Ready, Steady, Go! Но в последний момент сцепились Малыш Ричард с Доном Арденом, директором агентства. Срочно необходим кто–то, кто смог бы дополнить программу, причём желательно лучше Animals, нужна группа, подходящая для работы на телеэфире. Всё это выходило за рамки понимания сути концертирующего артиста, но всем было ясно как день, что Эрик Бёрдон не смог бы спеть под фонограмму.

Но в этом я был отнюдь не одинок. Многие группы предпочли бы выступить вживую. Точное совпадение — непосильное занятие и выглядело бы неестественно, сколько бы мы не репетировали свои самые популярные вещи. Да, к тому же и публика на Ready, Steady, Go! почувствовала бы подлог. Главный редактор программы Майкл Линдси—Хогг рискнул попробовать, придя к выводу, что для всех, включая и операторов, и звукоинженеров, достижение эффекта совпадения было бы слишком затруднительно, но чисто теоретически, эффект, конечно, был бы поразителен. Так родилась, возможно, самая лучшая рок–телепрограмма в мире, в которой исполнители работали вживую, а не под фонограмму — «На старт, внимание, начали!» На ней выступили такие величайшие исполнители, как Джеймс Браун, Отис Реддинг, Нина Симон, Камни, Yardbirds, Pretty Thing, Манфред Мэнн и The Who. Они стали постоянными участниками программы, потому что они были до мозга костей артистами, а не студийными ремесленниками–мануфактурщиками успешных пластинок. И мы все могли гордиться этой своей, хотя и небольшой, но победой.

Но первое, с чем мы справились в Лондоне — записали В-сторону. Уже два часа ночи, а работы конца не видно. Микки Мост в операторской, свежий и бодрый по–прежнему, как старшеклассник, не желающий сдаваться. Поскольку группе нужна была эта запись — он здесь — карандаш в зубах, в продюсерском кресле, ноги на микшерском пульте. Связь с ним через вспомогательный комбик. Говорит голосом Бога, ведь продюсер же.

— Так, парни, если вы считаете, что нужно ещё что–то доделать, действуйте. Вам нужна песня для оборотной стороны новой вашей сорокопятки. Какие мысли?

Посреди студии — А. П. за красного цвета Воксом—Континеталем, нога отбивает такт, пальцы бегают по клавишам, занавешенный со всех сторон студийными звукопоглощающими портьерами.

Играет быстро, presto, жарко и грязно. Я — в отдельной будке, в наушниках. Прайси начинает, пробираясь через все изменения. Хлопает входная дверь, в руках Часа и Джонни коричневые бумажные пакеты, доверху наполненные едой. Перерыв, два часа ночи, мы набрасываемся на светлое пиво и бутерброды, так как что–то начинает проясняться. И снова, Большой Час берёт в руки свой бас, Хилтон — лидер–гитару, Джонни — за свою ударную установку, а Прайси — за Вокс—Континенталь. И мы погружаемся в I'm Crying.

I want to hear you knock upon my door,

I don't get your loving any more,

I'm crying, I'm crying, Baby, I'm crting, I'm crying.

Покидаем студию с восходом солнца, положив ещё одну бобину в алюминиевую коробку. Всегда такое хорошее чувство, когда выходишь со студии в предрассветные часы, солнце только–только появляется из–за горизонта, пробуждая весь мир к новому рабочему дню, открываются двери контор на следующие восемь часов, пока мы будем спать, а музыка будет продолжать звучать в наших головах.

Совсем скоро уже появится трещина в дружном коллективе Animals, и газеты запестрят заголовками.

Первые тревожные сигналы пришли на гастролях в одном из колледжей юга прямо на концерте. Где группа разминалась перед большим европейским турне. Мы приехали в Оксфорд сыграть в университете. Мы, полдюжины чурбанов из Ньюкасла, чуть не утонули в академическом океане. Может быть, именно это послужило началу странного поведения Алана Прайса.

Но нет, всё началось до нашего приезда в Оксфорд, в машине, по пути туда. Мы выехали из Лондона в нашем сверкающем Форде—Галакси, на предельной скорости, на какую всегда был заточен Таппи, но несмотря на это из графика мы выбились, и когда прибыли на заправку, времени перекусить у нас не оказалось. Нам бы наполнить баки и — фюить. Согласны? Раз надо, останавливаемся залить бензин.

Все высыпали на морозный ночной воздух и побрели на заправку запастись жевательной резинкой, выпивкой и ещё чем–нибудь, что можно было бы забрать к себе в машину. Таппи возится с шлангом. Наша большая Галакси баллонами заглатывала бензин. Поднял капот, проверил масло, воду в радиаторе.

— Всё, можно ехать.

Мы полезли обратно в машину. Таппи повернулся сосчитать головы.

— Минуточку… а где…?

Постоянно всегда кто–нибудь да исчезает, мы прилипли к окнам. В ресторане А. П. явно предавался одному из основных грехов. Он ел.

— Что за мать вашу? — с раздражением проворчал Час.

— Он хоть понимает, что он делает, — воскликнул Хилтон.

Видел бы ты Таппи — хмурый, трёхдневная щетина, кожаная кепка надвинута почти на глаза, ну, точно, твой вчерашний нью–йоркский таксист.

— Ну, кому–нибудь из вас сходить бы за ним, мне не по чину.

— Схожу–ка я за этим молокососом, мать его, — вызвался Час.