Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке - [19]

Другим не менее элитным клубом был клуб Сцена в Хам—Ярде, где мы сыграли свои первые лондонские концерты, и ставший в скором времени местом, где собирались все городские Моды. Остаётся перечислить остальные не менее значимые клубы: клуб в Илинге Алексиса Корнера Ритм–и–блюз, Фламинго на Уордаур–стрит братьев Рика и Джона Ганнелли, и «Мешок гвоздей» недалеко от Карнаби–стрит, а также Скоч–в–Сент–Джеймсе, Килт в Сохо и Кромвеллиан на Кромвел–роуд.

*

Однажды в Кромвеллиане, это было день рождение Кармен, девушки Джорджи, все посходили с ума. Да, конечно же и Клайв был там, что твой Джорджи Фейм. Да, что говорить, собрались все, и Эппи, и Рик Ганнелли, и Ринго. Ринго оделся как арабский шейх — вылитый шейх, со своей новой бородой. Эппи надел на себя балетную пачку балерину, а лицо раскрасил как у циркового клоуна — одну сторону белой, другую чёрным гримом. Он с ног до головы обрызгался золотистым спреем, а Рик — младенцем с огромны подгузником на его необъятном теле.

Пол МакКартни — в форму лейтенанта Юга времён Гражданской войны, и это очень ему шло. Усы, сигара. Потрясающе.

И тут я увидел Джорджи. Ну, попробуйте угадать, кто? Распутин, тот самый сумасшедший монах. Вид и на самом деле был грозен — с огромной бородой. Да, поистине фантастическая вечеринка. А Кармен, спросите вы? Конечно испанкой. Надела настоящее старинное испанское платье, выдержанное в традициях, классная вещь.

Еда — тоже на высоте. Гостей было много, но места для танцев хватало. Думаю, не мне одному день рождения Кармен запомнился на всю жизнь. Я в очках, накладных усах, в деловом костюме, воротничок и галстук, всё такое. Чудо, но меня никто не смог узнать. Гудели все три этажа бедного Кромми.

Джорджи страшно вращал глазами и, запуская всю пятерню в чёрную бороду, вытирался ею после каждого глотка красного вина.

— Ты только посмотри, как они дурачатся! Дети!

Я повернулся и увидел, Рика и Эппи на самой середине танцпола. Рик, как херувимчик–переросток, пытался смутить Брайана Эпштайна. Но Эппи был на высоте и тоже сильно нагруженный. И в такой весёлой компании, смутить его нелегко, и только не в тот вечер. Гордым видом ступая, вдруг пошёл шагом примадонны. Рик попытался подхватить Эппи, но промахнулся и оба рухнули на пол. Взрывом хохота откликнулись наблюдавшие эту картину. Эппи пытался продолжать танцевать, держа нос по ветру. Как кит в море. Плохой рыболов Рик, но Эппи не собирался сдаваться. Они начали кататься по полу как два больших малышика, и пока ещё картина не стала внушать отвращение, я бросился к огнетушителю, одному из таких, которые делают пену.

Увидев, задуманное мною, Распутин загорелся завистью. Все — в истерике. Рик и Эппи — два голышика в пенной ванне. Он шагнул ко мне и, толкнув, закричал мне прямо в ухо, стараясь перекрыть вой толпы и громкую музыку:

— Бёрдон, если играешь в пожар — играй с огнём! Поехали! Покажу как надо.

И, вытащив из кармана зажигалку, направился прямо к задрапированным декорациям и завешанным шторами стенам и… стал их поджигать. Тут же приехали пожарные в ярко жёлтых робах и касках, держа наготове пожарные рукава. Все участники высыпали на улицу, одни смеялись и не могли остановиться, другие плакали и их трясло от ужаса. У меня была с собой ампула с амилнитратом, и я поделился ею с одним из друзей, чтобы не умереть от смеха.

*

Наше первое лондонское выступление состоялось в клубе Сцена, приютившимся в вымощенном булыжником переулке Хем—Ярд, а ныне заведение с чрезмерно высокими ценами. Мы попали на период его трансформации из чисто джазовой норы в рок–клуб. Посетителями его были на тот момент военнослужащие Американских ВВС, в большинстве своём чёрные, поэтому нет нужды говорить, что диск–жокей следил за всеми новинками, и в клубе имелась совершенно фантастическая коллекция пластинок. Всё самое свежее, американское.

Перед клубом разыгрывались целые баталии из–за девчонок между американскими солдатами и ямайскими. Тебе бы вовремя удалиться на цыпочках, но это возбуждало. Пурпуровые сердца были в ходу каждый день — их можно было найти в Сохо везде, всего за несколько пенсов. Во время наших выступлений до нас доплывали облака сладковатого терпкого дыма, заполнявшего всё пространство клуба, добавляя таинственности в наши перевозбуждённые головы.

Находящийся в самом центре танцпол был небольшим и по субботам с трудом вмещал не более двухсот танцующих, запакованных как сардины в бочке. Но если вы приходили, например, во вторник, могли с лёгкостью потанцевать под отличную музыку среди двадцати–тридцати таких же как вы желающих отдохнуть. Не стоит и говорить, что сцена была крошечной. Передвигаться по ней не было никакой возможности и мне часто приходилось просто сходить вниз и петь с пола, рядом с танцующими, а иногда и самому к ним присоединяться. Почти вся она была занята ударной установкой Хилтона и роялем, Час же нашёл себе на сцене нишу и туда втискивался каждый раз, так что для меня пространства уже не оставалось.

Итак, получилось, что я оказался в первых рядах, а всё из–за этого огромного белого слона на трёх ногах, оставшегося в наследство от ночного клуба — джазовые музыканты обычно имеют обыкновение аккомпанировать себе на таких монстрах.