Рановесие света дневных и ночных звезд - [13]
В этой области мерзость запустения, и не потому, что пустой холодильник (нечего поесть) и даже нет кровати и стола, а потому, что можно плюнуть, написать, ударить и подставить другую щеку не из смирения, а от восторга: чтобы унизиться, а потом послать. Ей нет оправдания и прощения, этой области, хотя, если правда, что когда "горяч или холоден" - это хорошо, а когда "тепл" - плохо, есть оправдание, но, наверное, это неправда. Каждый сам за себя, сам по себе, без жалости к друг дружке, а на остальное наплевать: "вынь, да положь", и никто не пожалеет, потому что нет ни мамы, ни Ванечки. Что с ней делать, с этой "мерзостью запустения", когда в остальные дни, когда ешь манную кашку и выкуриваешь всего три сигареты в день, что делать с этой периферией, нет, с этой столицей, когда в остальные дни (когда ешь манную кашку) ты ее имеешь в виду, а два раза в месяц она становится реальностью. А куда денешься от реальности? И вот тогда тебя топят в батарее и вешают в раздевалке. А где эта область территориально находится? Не на северном полюсе, что холоден, и не на южном, что горяч. О! если бы она была на северном или на южном, а она может быть даже в ванной или на кухне, или в подъезде. Никто ее не ищет, она сама находит, и ей надо давать. Нельзя ей пренебречь, тогда она начинает прогрессировать в своей настойчивости, и лучше всего ей сразу дать.
- Я мертвый человек.
- Это первоклассно - с мертвым!
Первое, второе, третье; на второе бифштекс, на третье - компот; первое таинство - рождение, второе - смерть, адюльтер - компот. Это даже не адюльтер - "пур адюльт" - для взрослых: это когда гостиница, пароход и чулки, и духи, двухспальная кровать, а здесь: если два стола составить, будет двухспальная кровать, даже и такой нет; ведро, лужа, раздевалка, это для кого?
- для деток; так детки играют в дочки-матери. Вот здесь у нас в раздевалке дом, вот тут на банкетке мы будем спать, на первое - кулич из песка, на второе - вода из лужи. И что-то начинает происходить в природе, если телефон и телеграф - это часть природы; не северное сияние, конечно, не землетрясение, как у динозавров, а свое: какие-то непонятные звонки по телефону, условные, под стать условиям, звонки в дверь, кто-то звонит и убегает, анонимные письма с расчлененкой, с неба (с пятого этажа?) падают яйца и разбиваются у ног. Этому есть объяснение? Нет: Так же как нет и грому, и северному сиянию. А ветер точно происходит от солнца, потому что сердце, которое его делает, точно, так называется. Научное открытие.
- А так тебе нравится? Так тебе не нравится.
- Нравится.
- Я думала, тебе так не нравится.
- По всякому нравится.
- Я думала тебе нравится только так.
- Все нравится.
- Тебе не нравится.
- Нравится.
Спасаться от мороза, как от страсти, от которой спасаться, как от мороза. Едино. В раздевалке ударил мороз. Он из этой области. Язык было больно отдирать от железяки. Это еще детское правило: не надо лизать железные качели. "Не надо, так больно". - "Но жутко приятно". На языке осталась кровь: кожа прилипла к ж..., которая стала железной от мороза. "Дай язык" - "Немного отошло? еще больно?" - "Очень больно".
Когда человек удаляется, он становится птицей, когда птица удаляется, она становится звездой, а так это совершенно одинаковые величины: человек, птица и звезда. Звезда для того такая большая, чтобы человеку было видно, какая она маленькая, чтобы птице было видно, какой человек маленький. В раздевалке это трудно было доказать. Отматфеян от банкетки удалялся к вешалке и не становился птицей, от вешалки удалялся к окну и не становился звездой: не те масштабы. "Зачем ты ко мне приехала?" - "Я к морю приехала". - "Иди тогда к морю, раз ты к морю приехала!" Отматфеян был не морем. И не потому, что в нем нельзя было утопиться, а потому, что над морем не было "ни та-та, ни печали", а над ним было. "Сейчас старуха придет, куда я тебя дену!" Неправильный обмен веществ: жутко неправильно менялись мясо и картошка, соленое и сладкое, булочная и аэродром.
Все всегда можно объяснить. Почему человек не помнит то время, когда он был звездой? это звезда помнит. Потому что он был в другом качестве, в качестве звезды. Как же много человек заботится об уюте и чистоте в своей комнате: чтобы были новые обои, чтобы был отциклеван паркет. Обои, это что в природе? покров на листьях. Об этом ветер заботится и дождь. Человек заботится о своей одежде (о пальто и сапогах), а бог о своей (о море и горе), и бог не имеет отношения к тому, что в магазинах нет пальто. Гора - это тот же шарф в комнате. И если шкаф не идет к человеку, то человек идет к шкафу.
- Миленькая моя, иди Христа ради, звездочка моя.
- Нет.
- Уйди, ведьма, ты от меня, пошла вон, сука!
Сейчас будет гроза. Электрические разряды от соприкосновения железных крючков. Гром от вышеживущих соседей. Прижались.
- Деточка моя, любовь, родненькая, чего хочешь?
- Давай поженимся.
- Где поженимся? Тут в раздевалке, да? На банкетке, да? За решеткой среди крючков. Давай. Давай поженимся, пока старуха не пришла. Обвенчаемся, да? О ведро не споткнись. Чящяжышын!
"Секс является одной из девяти причин для реинкарнации. Остальные восемь не важны," — иронизировал Джордж Бернс: проверить, была ли в его шутке доля правды, мы едва ли сумеем. Однако проникнуть в святая святых — "искусство спальни" — можем. В этой книге собраны очень разные — как почти целомудренные, так и весьма откровенные тексты современных писателей, чье творчество объединяет предельная искренность, отсутствие комплексов и литературная дерзость: она-то и дает пищу для ума и тела, она-то и превращает "обычное", казалось бы, соитие в акт любви или ее антоним.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.