Ранняя смерть - [31]

А Кэтлин может быть полностью уверена в том, что уедет отсюда в наручниках и на патрульной машине. Умно придумано, инспектор Риз! Очень умно!

Сестра ушла, оставив Кэтлин наедине с ее мыслями. Она снова и снова перебирала воспоминания о прошлом вечере, пока в голове все не перемешалось и ее не сморил сон. Проснувшись, она еле могла повернуть шею, ноги затекли, руки были холодные. Она встала и походила по комнате взад и вперед, но открыть дверь и выйти в коридор не решилась. В изножье кровати лежала оставленная сестрой брошюрка. Название клиники ничего ей не говорило.

Центр Харлана Трента.

И только нехотя полистав страницы, она вдруг вспомнила: Томас собирался проходить здесь курс лечения от алкогольной зависимости.

Судьба не поскупилась на иронию. Возможно, Кэтлин даже лежит в его палате.

Он всегда твердил, что она виновница того, что его жизнь испоганена и он уже не может вынести ее на трезвую голову. Только она, мол, виновата в том, что он вынужден расцвечивать эту жизнь с помощью выпивки. Если простыни были помятые, он орал на нее. Каждый день она должна была перестилать постель. Он орал на нее, если унюхивал запах незнакомого ополаскивателя для белья, который она использовала, не спросив его разрешения. Он орал, когда в холодильнике не оказывалось чего-то из продуктов, и орал, если холодильник был ими набит. Иногда ему случалось так разораться, что ей казалось, его вот-вот хватит инфаркт. Но тут он внезапно обрывал крик, обнимал ее, с рыданиями просил прощения и начинал целоваться. Возбудившись, он ее раздевал и спал с ней. На следующий день он не орал, а сразу принимался ее избивать.

И как только он управлялся со своей работой? Начинал пить прямо с утра или после обеда? Была ли у него какая-то мерка, по которой он отмерял себе спиртное, чтобы выдержать до вечера? Она не знала. Да и откуда ей было знать! Даже о его сослуживцах она ничего не знала. С утра он облачался в один из своих элегантных костюмов, брал портфель и отправлялся на службу: обыкновенно на метро, иногда на такси. Собственная машина не нужна, если ты живешь в городе, так он считал. Кэтлин — или Виктория, как ее звали в то время, — всегда мечтала обзавестись собственной машиной, чтобы ездить за продуктами.

— Возьми такси, — говорил он. — Денег у нас достаточно.

Но она не могла заставить себя поехать в супермаркет на такси. Только изредка она брала такси, чтобы довезти покупки. Увидев вечером квитанцию, он ее хвалил. Его похвала была лишней причиной, чтобы не ездить на такси: вот до чего он стал ей противен! Однако себя она ненавидела гораздо сильней, и это мешало ей бросить его и уйти.

Как могла она так жить?

Может быть, он и правда принимался пить только вечером. Он был всегда такой элегантный, такой лощеный и неприступный, когда с портфелем, в дорогом костюме возвращался с работы. Но дома он менялся. Первым долгом он всегда отправлялся в спальню и переодевался. В джинсах и свитере он становился другим человеком. Таким она узнала его, только когда вышла замуж.

Она часто жалела, что не успела поближе познакомиться с тем человеком в костюме. Узнать, куда он ходит на ланч, что он ест и о чем разговаривает. В мечтах она иногда представляла себе, что было бы, если бы она тоже поступила на работу. Если бы она каждое утро облачалась в костюм — брючный или с юбкой — и, взяв портфель с деловыми бумагами, садилась бы на метро и ехала куда-нибудь в Сити. В вагоне поезда сидело бы много людей, таких же как она, тоже отправляющихся на работу. Она входила бы в одно из гигантских зданий, созданных знаменитыми архитекторами. Там у нее был бы свой кабинет. Она разговаривала бы с другими сотрудницами и сотрудниками, обменивалась бы с ними шутками или новостями. Ходила бы на совещания и вместе со всеми обсуждала бы разные вопросы. Встречалась бы с интересными людьми и ходила с ними на ланч. Или обедать. Иногда ее приглашали бы на приемы, на банкеты или на ужин в узком кругу в новом ресторане, о котором пишут в газетах. А она принимала бы дома гостей, еду заказывала бы в обслуживающей компании, выбрав угощение из предлагаемого меню. Ее подружка Вэл всегда жаловалась на тоскливые рабочие будни в обществе надоевших коллег, а Кэтлин с восторгом слушала эти рассказы. Каждый день она об этом мечтала! Месяц работы в фонде был для нее исполнившейся мечтой, как будто Бог услышал ее молитвы.

Однажды она спросила Томаса, не попробовать ли ей поступить на работу. Он высмеял ее.

— У тебя же нет образования, ты ничему не училась, — сказал он.

— Ты сам велел мне бросить учебу, потому что мне хватит дела и дома, — ответила она.

— Ах, извини, пожалуйста! Конечно же, ты бы сегодня была великой певицей, если бы не бросила учебу!

— Многие великие певцы вышли из Лондонской школы исполнительского искусства, — возразила она, защищаясь от его нападок, — и очень многие обеспечивают себя, занимаясь этим профессионально.

— Неужели ты думаешь, что для человека моего общественного положения допустимо иметь жену, которая по вечерам зарабатывает в кафешантанах, исполняя песенки под гитару?

В то время она не слишком разбиралась, какое там у него «общественное положение». Хотя с помощью Вэл она по газетам и Интернету навела кое-какие справки о работе инвестиционных банков, о профессии Томаса у нее было весьма смутное представление. Ей с трудом верилось, что он в состоянии заниматься такими делами. Для них ведь требуется ясная голова.