Ранний ледостав - [20]

— Выходит так, Арсин, — поникла она.

Понурясь, Арсин снял руки с ее плеч, устало сел рядом с ней на нарту, вытащил из кармана трубку и нервно набил ее табаком.

— Ну, ты ему сказала, а он что? — Рука Арсина, державшая трубку, безжизненно повисла между коленей. — Что Юхур-то?

— Не знаю, Арсин, — покачала она головой в робко провела рукой по его макушке. — Ничего не знаю… До сих пор не могу его понять. Тогда сказал: сам, мол, узел завязал. Кого, мол, теперь винить…

— Не обижал он тебя?

Она помотала головой.

— Молодец Юхур, — одобрил Арсин. — Простил тебя вроде… А только как же теперь-то? Тогда ведь меня не было, а теперь я вернулся…

— Не знаю… Нахмуренный вчера от тебя пришел. Лицо, как чага березовая, черное, совсем со мной не разговаривал…

— Да-а… — печально вздохнул Арсин и вдруг, насколько позволяли нарты, отодвинулся от нее. — Знаешь что, Таясь?

— Что, Арсин, что? — с надеждой встрепенулась она. — Ну говори же!

— Нельзя нам больше встречаться. Всем троим плохо… Так уж вышло… Ты теперь себя с ним связала, провела поперек нашей дороги священный ручей… Через него не перешагнуть… Я родовой обычай нарушать не могу… А нарушу — презирать меня станут, отвернутся все.

— Но Арсин! — обвила она его шею руками. — Послушай, Арсин… Да, так вышло… Но я же тебя люблю, как любила. Пуще прежнего люблю! — Она вдруг прильнула к нему, осыпала его лицо жаркими поцелуям и.

Арсин, сердце которого заходилось от тоски и бессилия, от нежности к ней, снова обнял ее. Она прижалась к нему, кажется, плакала, но он, чувствуя в душе какую-то страшную муку, все же встал, натянул лыжи и, не оглядываясь, размашистым шагом двинулся в глубь леса…

Он не мог сказать, сколько времени тащился на отяжелевших камусах, куда шел. Опомнился лишь на берегу широкого Мелексимского сора, километрах в двадцати от прежнего места. Поднял голову: солнце уже приближалось к полудню… Никуда больше не спеша, ни о чем не думая, словно и голова и сердце враз превратились в труху, в нутро погибшего на корню дерева, он пошел назад, к дому…

На следующий же день он заявил родителям, что отправляется на весновку на остров Шиян. Сказал об этом и председателю колхоза Юхуру.

Юхур, не глядя на него, угрюмо кивнул головой — одобрил.

…А ему и в самом деле захотелось вдруг поохотиться. Там, на берегах протоки, где обильно рос тальник, собиралось множество куропаток — полакомиться почками тала. А когда придет паводок, в сорах можно будет ловить щуку, окуня, карася.

Погрузив на нарту все необходимое, Арсин ушел к месту весновки…

4

Снова раздавшийся на озере громкий клик лебедей заставил Арсина очнуться. Обычно лебеди кричат так перед полетом… Он оторвал голову от придавленных им кустов багульника и, привстав, посмотрел на озеро.

Так и есть: лебеди, уже расправив, словно паруса, свои белоснежные крылья, начали, шлепая ими по гладком воде, медленно разгоняться; вот они поднялись над тальниками и потянулись в сторону протоки Рынги, на юг. Но что это? Прилетело-то трое, а улетает пара… А, вот и одинокий лебедь-самец; словно в нерешительности вздымал он над водой крылья, но не взлетал, будто ждал чего-то… Наконец тоже огласил окрестности громким криком, тоже, будто нехотя работая крыльями, поднялся вдогон за улетевшими птицами.

«Понимаю, понимаю тебя, — сказал про себя Арсин. — Скучно одному». И сочувственно вздохнул.

Думы его окончательно развеялись от раздавшегося вдруг за спиной оленьего хорканья. Арсин торопливо оглянулся и увидел на расстоянии броска аркана белолобую важенку. Она подозрительно уставилась на него. Что-то очень уж знакомое было в этой оленухе. Белые пятна — на лбу, на одном боку и на другом, выдающийся вперед короткий отросток рога над левым надбровьем… Да это ж его важенка! Личный его олень, который теперь принадлежал совхозному стаду! Как это он сразу ее не признал?! Хорошая была олениха, не раз приносила крепкое и здоровое потомство… Арсин позвал ее. Услышав знакомый голос, белолобая важенка поводила туда-сюда носом, еще раз внимательно всмотрелась в Арсина и… подошла к нему. Он погладил ее по лбу, по мягким волоскам ноздрей и губ, похлопал по холке. Потом бережно провел ладонью по раздувшемуся животу.

— Скоро уже, через день-два отелишься. Иди, кормись, жиру набирайся. Тебе теперь силы шибко нужны будут. Очень даже понадобятся. Иди! — И он подтолкнул важенку; она тут же, рядом с ним, сразу начала копытить слежавшийся снег, принюхиваться в поисках ягеля к обнаженной земле.

Эта белолобая важенка многое прояснила Арсину, ой как многое. Теперь он уже точно знал, что косяк отбился от первого стада совхоза, где бригадиром — Юхур Кельчин. Тот самый Юхур, который в войну, пока Арсин находился на фронте, женился на его Таясь…

С белолобой важенкой связана была одна нехорошая история…

Как и многие ханты, Арсин имел своих личных оленей — от отца достались. Немного их было, всего десятка два, но были.

Лет десять назад в первом стаде совхоза — у них уже тогда совхоз был — произошел несчастный случаи, погибли два пастуха. А тут как раз подошло время весенних касланий за Урал, нужно было срочно найти кого-то, кто пошел бы со стадом. Надо сказать, что с уходом стариков на пенсию подыскивать пастухов с каждым годом становилось все труднее и труднее. А тут поджимало, искать особо было некогда, вот и попросили поработать пастухом Арсина — хотя бы временно. Он хоть и не пастушил раньше, да и в годах уже был, все же какой-то толк в оленях знал, во всяком случае, свободно ездил на нарте — не то, что молодые, которые и упряжку-то снарядить не могут, кочевая жизнь, лишенная всяких удобств, к каким они в интернатах привыкли, для них тяжела. Пургу глотать да в лесотундре мерзнуть им теперь неохота…