Ранние стихи - [5]

    Что в буре среди вод, —

Так мне на хлеб добыть с руки,

    Что ж, угощайтесь — вот!»

А я усердно размышлял:

    На десять — как умножить?

Но на вопрос мой отвечал

    И он вопросом тоже.

А я не слышал его слов,

    Но лишь слегка лягнул.

Скажи мне: «Кто ты и каков?» —

    И тут же ущипнул.

И он поведал мне с акцентом:

    «В горах ищу ручей,

Чтоб вставить дивным самоцветом

    Его в огонь скорей.

И если я тружусь без лени,

    То маслице Роланда

Получится, — дают полпенни.

    Но разве столько надо?»

Но план не шел из головы

    Окрасить в зелень гетры,

Так много краски у травы,

    Что станут незаметны.

А я пощечину влепил,

    Вопрос задав по ходу,

И седину растеребил

    На старце благородном.

В ответ мне: «За глазами пикши

    Средь вереска, но летом,

Охочусь — сделать в ночь потише

    Мне б запонки к жилету.

Но разве золото получишь?

    Хоть серебра б отмерить!

Заплатят медную полушку —

    Они же стоят девять.

На крабов выставлю силки,

    Отрою масло с хлебом,

Найду с цветами бугорки

    На колесо для кеба.

Что ж трудно жить неприхотливей,

    Он подмигнул без лести, —

Ну а не выпить ли нам в пиве

    Здоровье вашей части?»

Но вдруг я понял, как все просто:

    И стало ясно мне,

Как уберечь Минайский мост,

    Сварив его в вине.

Я принялся благодарить

    Его за слог игривый,

За то, что он хотел испить

    Мое здоровье в пиве.

Когда засуну от тоски

    В клей пальцы вместо кисти,

Носок, что с правой был руки,

    На туфлю с левой кисти,

Когда очнусь: как это странно

    Что я сказал — не верится.

Мне вспоминается мой странник

    На пустоши из вереска.

(1856)

Песенка шутливой Черепашки

А там — век в глубине морской

Омары жирны — все насквозь,

Им любо танцевать с тобой,

Мой благороднейший Лосось!

Хор:

Лосось! Плыви и вверх, и вниз!

Лосось! Всем телом изогнись!

Рыб в море много завелось,

Но лучше всех — Лосось!

Мисс Джонс

[Это шаловливое стихотворение написано в жанре попурри и составлено из двадцати двух мелодий, начиная с песенки «Капитан и Его Усы», кончая «Правь, Британия…»]

Меланхоличные куплеты будут быстренько вам спеты,

Они ж, очки подозревают, чувства сильно задевают,

Ну а последний стон мисс Арабеллы Джонс

Растопит сердце у камней в любой мороз.

Сухопар был Симон Смит, она же сохнет и глядит,

Он звал ее всегда мисс Джонс — не преступив черты,

Чтоб звать по имени — тем более на ты.

Сказала: «Симон дорогой», — он притворился, что глухой.

Затем пришла к сестре: «Сюзана! Как держится он?! —

                                                        Крайне странно!»

Сестра в ответ: «Ура! Ура! Так, значит, он влюблен.

Советую — скажи: любим, — пусть правду знает он!

Так напиши ему скорей, коль просит он об этом,

Что нравится нам хладный нрав, особенно же летом.

Скажи: у полицейской будки вам нужно повстречаться —

Примерно в девять, чтоб бежать и тайно повенчаться

С верной Арабеллой».

Вот написала — подписала — запечатала — послала — надела

                                               самый праздничный наряд:

Браслеты — броши — серьги — ожерелья и часы — пенсне

                                             и кольца, в коих бриллиант.

Мужчина от природы слаб и думает по простоте: все дело

                                                                   в красоте.

Она все ходит мимо торговца у ворот и ждет — прибудет Симон,

                                                         но Симон не идет.

Мерзла, кашляла в саду пустом, но, усадив на стул ее,

Кожевник дал пальто — и завернул ее.

От холода она изнемогла,

Но все же позвала, шепча: «Приди скорей, мой Симон, хоть

                                                               долго я ждала.

Хоть час уж минул, любимый Симон, придешь — я знаю, друг,

Но нет и речи, что время встречи ты перепутал вдруг.

Мой Симон! Мой Симон! О, прелестный сэр! О, прелестный сэр!

Милый Симон Смит, нежный Симон Смит!

Смотри идут: церковные часы, там — городские, и станционные

               часы, и все часы людские и все они двенадцать бьют!

Ты опоздал непоправимо, а я ждала, любимый Симон.

Хоть жизнь устроена хитро, тебя дождусь я просто: пройдешь ты

                                   рано утром, придешь ты рано утром.

А мы по морю — и кеб ускорим — и будем вскоре мы в

                                                             Гретна-Грин[19].

Когда же я и Симон Смит — о, что за грубое имя! Вульгарное имя!

Не буду счастлива, пока не сменит имя, когда он женится на мне,

               то он полюбит так меня, что он послушает, наверно!

И будет зваться Клэром —»

Мечталось в новолунье, сев на валун, ей:

Ждала — придет, ждала — найдет; она же станет неповторимой,

        если вместо Симон… а за спиной был странный господин,

Но вежливый: «Что ж, доброй ночи, мэм!

Я удивлен, что вы одна — не удивляйтесь, я один!

        Вы беззащитны — вам воров бояться надо.

Посмотрим! Одолжите мне — ведь злато, как из клада —

Колец излишки, все барахлишко. Зачем кричать так часто?

Давно покинул полицейский свой участок.

На кухне…» «О, вор вероломный и отъявленный злодей! —

Ее крик стал сердитей и смелей. —

Когда впервые Смиту руку отдала, я никогда бы не догадалась:

                                                он насолит столь изрядно.