Раннее (сборник) - [40]

Шрифт
Интервал

В чаду головных горений
Нелюдски прожитую жизнь,
То в поисках точек зрений
То в жертвах на коммунизм.
Нет месяца – в этом же бреде
Черкнул – любя? не любя? –
И с этим письмом, как с последним,
Оставить, жена, тебя?
Оставить на раздорожьи:
Жил близок тебе или чуж?
Родная! С раскаянной дрожью
Прощения просит твой муж.
А ты как пропавшего безвесть
Меня будешь чтить в живых…
Не жди, пока дивная резвость
Играет в движеньях твоих.
Природы своей многодарной
Безплодной тоской не суши, –
И я отойду, благодарный,
Что я не сгубил души.
Но кто же напишет и в ящик
Опустит моё письмо?
Бок-о-бок сидит автоматчик,
Неспящей судьбы зреймо{165}.
И вдруг я встаю в озареньи,
Иду, пробираясь меж ног, –
С напрягшимся подозреньем
Встаёт конвоир-паренёк.
К военным иду в наитьи,
К тем девушкам четверым:
«Землячки! Вы что же молчите?
А, девоньки? Поговорим!..»
Им лестно. С призывной улыбкой
Они мне место дают.
Всё с той же покачкою зыбкой
Вагоны стучат и бьют.
Всё с той же покачкою зыбкой
Вагоны колотят и бьют.
А я опьянён находкой,
Движенья мои легки:
Поглядывай, служба, вот как
Умеют фронтовики!
То девушкам в лица, то посверх –
В лицо конвоира гляжу.
Он – кликнуть второго, но после
Раздумал: покойно сижу
В шинели своей капитанской,
Куда – ухажор лихой.
Подсядь я не к ним, а к гражданским,
Сейчас бы тут был второй,
А так размягчели складки
Его молодого лба:
– Валяй, дескать, всё в порядке! –
Последний денёк, и труба!
Храню молодецкий пошиб,
Плету болтовни кружевцо,
И к крайненькой, самой хорошей,
Своё приклоняю лицо.
Смотрю не на грудь, не на плечи, –
Смотрю, что глаза добры.
Три прочих – закон извечный,
Не слушают с этой поры.
Никто нас, никто не слышит,
Но всем мы, но всем видны…
Она учащённо дышит,
И щёчки её красны.
А что ведь? Так можно, право,
В пути словить жениха.
С улыбкою легконравой,
Как будто хи-хи, ха-ха,
Я ей говорю деловито,
Надев выраженье любви:
«Прошу. Не подайте. Виду.
Услышав. Слова. Мои».
Истомно гляжу, очарован,
В её подресничную тьму:
«Не бойтесь. Я. Арестован.
Везут. Меня. В тюрьму…»
Вояка! – где нужно – храбрость,
Где нужно – страстью горю:
«Прошу вас. Запомнить. Адрес.
Я дважды. Его. Повторю».
Молчит. Опустила ресницы.
Молчит, сама не своя.
«Напишете. Четверть. Страницы.
Напишете ей, что я…»
И – глянула!! Блеск неверный
Тотчас потуплённых очей,
Как будто дыханием скверны
Коснулся её плечей,
Как будто проказу, коросту,
Увидев на теле моём,
Вся съёжась, придавленным ростом,
Отсела, где те втроём.
Мой парень – и тот сожалеет.
– Что, брат, не выходит, мол?..
И женское сердце умеет
Воспитывать комсомол!
И добрые броневеют,
Вступившие в комсомол…
А то – так она со страху?
Цыплёнку хочется жить{166}.
…Рассечена резким взмахом
Моя последняя нить.
С тоскою смотрю я на лица, –
Стена между ними и мной…
Всё ближе, всё ближе граница
Подходит железной чертой.
Подходит всё ближе граница
Безжалостною чертой.
Вот – столб пограничный. И, золот,
На нём знаменитый герб:
И бьющий по мозгам молот
И режущий под корень серп.
И бьющий по душам молот
И режущий горло серп.
Разболтанный, полусожжённый,
Ворвался и стал эшелон.
Начальник, но не станционный,
Проходит через перрон.
На шапке, на вороте белка,
Оленяя шёрстка унт.
Досочка застругана стрелкой:
«Дорога в Приёмный пункт».
Расплывчивым чёрным по стрелке –
Дорога в приёмный пункт.
«Сходи-и-и!» – И, проживши сызмальства
Послушно свои года,
Все женщины сходят. Начальство
Укажет, кому куда.
Идут, нагрузившись, как мулы.
Узлы в напряжённой руке.
Мешки за плечами. Баулы.
Начальник идёт налегке.
Отведенный пункту сбора,
Обнесен забором сарай,
Ко внешней двери затворы
Прихлопаны невзначай.
Ко внешней двери запоры
Приболчены невзначай…
Сегодня приезжим стоянка
И несколько дней ещё.
На карточки, формы и бланки
Правительство не нищо.
Заполнят они анкеты,
Покажут, где были и с кем,
Как бросили землю Советов
И к ней воротились зачем.
Анкеты своим порядком
Пойдут, на особом счету,
А женщины – в Котлас и в Вятку,
И в Кемерово, и в Читу{167},
И будут там ждать решенья,
Не загромождая дорог.
Одним придёт прощенье,
Тем высылка, этим срок.
Меня – не в закут: опознаша
Своих, доверяют своим.
Чиста подорожная наша,
И путь наш неумолим.
Я знать не хочу и не знаю,
Что именно писано там, –
Надменно перроном шагаю,
И двое идут по пятам.
Шагаю перроном, шагаю,
И двое идут по пятам…
Их третий к платформе, где грузы,
Багаж наш общий снёс.
Нас примут в лоно Союза,
Как будет готов паровоз.
Средь их набитых тяжелеет
И мой роковой чемодан:
Сержанты везут – трофеи,
Я – приговор, я – Магадан{168}.
Дойдя по платформе до края,
Я делаю поворот, –
Расходятся, уступая
Меж ними мне проход.
И – снова за мной, в напряженьи, –
Полёта ли ждут, прыжка?.. –
Восточный ветер, круженье
Порхающего снежка.
Всё чаще, всё гуще круженье
Порхающего снежка.
А ветер играет, ушами
Военной шапки трепля.
Иду, а внизу под ногами
Отечества земля.
В Европе я мало вызнал,
Промчал меня вихорь лихой…
Земля моей отчизны
Опять под моей ногой.
Хожу – и конвой мне взабыть,
Мне кажется – я одинок.
Сто сажен лицом на Запад,
Сто сажен лицом на Восток.
Сто сажен, сто сажен на Запад,
И столько же на Восток.
А ветер швыряет жмени
И блёстками жжёт свежо.
Земля сорока поколений!{169}
Мне вновь на тебе хорошо!..
Сыт Лондон. Пирует Вена.
Наряден и весел Стокгольм.

Еще от автора Александр Исаевич Солженицын
Матренин двор

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки.


Август Четырнадцатого

100-летию со дня начала Первой мировой войны посвящается это издание книги, не потерявшей и сегодня своей грозной актуальности. «Август Четырнадцатого» – грандиозный зачин, первый из четырех Узлов одной из самых важных книг ХХ века, романа-эпопеи великого русского писателя Александра Солженицына «Красное Колесо». Россия вступает в Мировую войну с тяжким грузом. Позади полувековое противостояние власти и общества, кровавые пароксизмы революции 1905—1906 года, метания и ошибки последнего русского императора Николая Второго, мужественная попытка премьер-министра Столыпина остановить революцию и провести насущно необходимые реформы, его трагическая гибель… С началом ненужной войны меркнет надежда на необходимый, единственно спасительный для страны покой.


Один день Ивана Денисовича

Рассказ был задуман автором в Экибастузском особом лагере зимой 1950/51. Написан в 1959 в Рязани, где А. И. Солженицын был тогда учителем физики и астрономии в школе. В 1961 послан в “Новый мир”. Решение о публикации было принято на Политбюро в октябре 1962 под личным давлением Хрущёва. Напечатан в “Новом мире”, 1962, № 11; затем вышел отдельными книжками в “Советском писателе” и в “Роман-газете”. Но с 1971 года все три издания рассказа изымались из библиотек и уничтожались по тайной инструкции ЦК партии. С 1990 года рассказ снова издаётся на родине.


Рассказы

В книгу вошли рассказы и крохотки, написанные А.И. Солженицыным в периоды 1958–1966 и 1996–1999 годов. Их разделяют почти 30 лет, в течение которых автором были созданы такие крупные произведения, как роман «В круге первом», повесть «Раковый корпус», художественное исследование «Архипелаг ГУЛАГ» и историческая эпопея «Красное Колесо».


В круге первом (т.1)

Роман А.Солженицына «В круге первом» — художественный документ о самых сложных, трагических событиях середины XX века. Главная тема романа — нравственная позиция человека в обществе. Прав ли обыватель, который ни в чем не участвовал, коллективизацию не проводил, злодеяний не совершал? Имеют ли право ученые, создавая особый, личный мир, не замечать творимое вокруг зло? Герои романа — люди, сильные духом, которых тюремная машина уносит в более глубокие круги ада. И на каждом витке им предстоит сделать свой выбор...


Рекомендуем почитать
Юность разбойника

«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.


Поговорим о странностях любви

Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.


Искусство воскрешения

Герой романа «Искусство воскрешения» (2010) — Доминго Сарате Вега, более известный как Христос из Эльки, — «народный святой», проповедник и мистик, один из самых загадочных чилийцев XX века. Провидение приводит его на захудалый прииск Вошка, где обитает легендарная благочестивая блудница Магалена Меркадо. Гротескная и нежная история их отношений, протекающая в сюрреалистичных пейзажах пампы, подобна, по словам критика, первому чуду Христа — «превращению селитры чилийской пустыни в чистое золото слова». Эрнан Ривера Летельер (род.


Желание исчезнуть

 Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.


Бунтарка

С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.


Записки учительницы

Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.


Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 2

Отголоски петроградского апрельского кризиса в Москве. Казачий съезд в Новочеркасске. Голод – судья революции. Фронтовые делегаты в Таврическом. – Ген. Корнилов подал в отставку с командования Петроградским округом. Съезд Главнокомандующих – в Ставке и в Петрограде. – Конфликтное составление коалиции Временного правительства с социалистами. Уход Гучкова. Отставка Милюкова. Керенский – военно-морской министр. – Революционная карьера Льва Троцкого.По завершении «Апреля Семнадцатого» читателю предлагается конспект ненаписанных Узлов (V–XX) – «На обрыве повествования», дающий объемлющее представление о первоначальном замысле всего «Красного Колеса».


Архипелаг ГУЛАГ. Книга 2

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 5-й вошли части Третья: «Истребительно-трудовые» и Четвертая: «Душа и колючая проволока».


Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».


Рассказы и крохотки

Первый том 30-томного собрания сочинений А.И.Солженицына являет собой полное собрание его рассказов и «крохоток». Ранние рассказы взорвали литературную и общественную жизнь 60-х годов, сделали имя автора всемирно известным, а имена его литературных героев нарицательными. Обратившись к крупной форме – «В круге первом», «Раковый корпус», «Архипелаг ГУЛАГ», «Красное Колесо», – автор лишь через четверть века вернулся к жанру рассказов, существенно преобразив его.Тексты снабжены обширными комментариями, которые позволят читателю в подробностях ощутить исторический и бытовой контекст времени.