ОГЛАВЛЕНИЕ. ГЛАВЫ 1 — 52
1. Торпеда
2. Промах
3. Шарашка
4. Протестантское Рождество
5. Хьюги-Буги
6. Мирный быт
7. Женское сердце
8. Остановись, мгновенье!
9. Пятого года упряжки
10. Розенкрейцеры
11. Зачарованный замок
12. Семёрка
13. И надо было солгать...
14. Синий свет
15. Девушку! Девушку!
16. Тройка лгунов
17. Насчёт кипятка
18. Сивка-Бурка
19. Юбиляр
20. Этюд о великой жизни
21. Верните нам смертную казнь!
22. Император Земли
23. Язык — орудие производства
24. Бездна зовёт назад
25. Церковь Никиты Мученика
26. Пилка дров
27. Немного методики
28. Работа младшины
29. Работа подполковника
30. Недоуменный робот
31. Как штопать носки
32. На путях к миллиону
33. Штрафные палочки
34. Звуковиды
35. Поцелуи запрещаются
36. Фоноскопия
37. Немой набат
38. Изменяй мне!
39. Красиво сказать — в тайгу
40. Свидание
41. Ещё одно
42. И у молодых
43. Женщина мыла лестницу
44. На просторе
45. Псы империализма
46. Замок святого Грааля
47. Разговор три нуля
48. Двойник
49. Жизнь — не роман
50. Старая дева
51. Огонь и сено
52. За воскресение мёртвых!
Восстановлены подлинные доцензурные тексты, заново проверенные и исправленные автором.
Судьба современных русских книг: если и выныривают, то ущипанные. Так недавно было с булгаковским «Мастером» — перья потом доплывали. Так и с этим моим романом: чтобы дать ему хоть слабую жизнь, сметь показывать и отнести в редакцию, я сам его ужал и исказил, верней — разобрал и составил заново, и в таком-то виде он стал известен.
И хотя теперь уже не нагонишь и не исправишь — а вот он подлинный. Впрочем, восстанавливая, я кое-что и усовершил: ведь тогда мне было сорок, а теперь пятьдесят.
написан — 1955-1958
искажён — 1964
восстановлен — 1968
ПОСВЯЩАЮ ДРУЗЬЯМ ПО ШАРАШКЕ
Кружевные стрелки показывали пять минут пятого.
В замирающем декабрьском дне бронза часов на этажерке была совсем тёмной.
Стёкла высокого окна начинались от самого пола. Через них открывалось внизу на Кузнецком торопливое снование улицы и упорная передвижка дворников, сгребавших только что выпавший, но уже отяжелевший, коричнево-грязный снег из-под ног пешеходов.
Видя всё это и не видя этого всего, государственный советник второго ранга Иннокентий Володин, прислонясь к ребру оконного уступа, высвистывал что-то тонкое-долгое. Концами пальцев он перекидывал пёстрые глянцевые листы иностранного журнала. Но не замечал, что в нём.
Государственный советник второго ранга, что значило подполковник дипломатической службы, высокий, узкий, не в мундире, а в костюме скользящей ткани, Володин казался скорее состоятельным молодым бездельником, чем ответственным служащим министерства иностранных дел.
Пора была или зажечь в кабинете свет — но он не зажигал, или ехать домой, но он не двигался.
Пятый час означал конец не служебного дня, но — его дневной, меньшей части. Теперь все поедут домой — пообедать, поспать, а с десяти вечера снова засветятся тысячи и тысячи окон сорока пяти общесоюзных и двадцати республиканских министерств. Одному единственному человеку за дюжиной крепостных стен не спится по ночам, и он приучил всю чиновную Москву бодрствовать с ним до трёх и до четырёх часов ночи. Зная ночные повадки владыки, все шесть десятков министров, как школьники, бдят в ожидании вызова. Чтоб не клонило в сон, они вызывают заместителей, заместители дёргают столоначальников, справкодатели на лесенках облазывают картотеки, делопроизводители мчатся по коридорам, стенографистки ломают карандаши.
И даже сегодня, в канун западного рождества (все посольства уже два дня как стихли, не звонят), в их министерстве всё равно будет ночное сиденье.
А у тех пойдут теперь на две недели каникулы. Доверчивые младенцы. Ослы длинноухие!
Нервные пальцы молодого человека быстро и бессмысленно перелистывали журнал, а внутри — страшок то поднимался и горячил, то опускался, и становилось холодновато.
Иннокентий швырнул журнал и, ёжась, прошёлся по комнате.
Позвонить или не позвонить? Сейчас обязательно? Или не поздно будет там?.. в четверг-в пятницу?..
Поздно…
Так мало времени обдумать, и совершенно не с кем посоветоваться!
Неужели есть средства дознаться, кто звонил из автомата? Если говорить только по-русски? Если не задерживаться, быстро уйти? Неужели узнают по телефонному сдавленному голосу? Не может быть такой техники.
Через три-четыре дня он полетит туда сам. Логичнее — подождать. Разумнее — подождать.
Но будет поздно.
О, чёрт — ознобом повело его плечи, не привычные к тяжестям. Уж лучше б он не узнал. Не знал. Не узнал…
Он сгрёб всё со стола и понёс в несгораемый шкаф. Волнение расходилось сильней и сильней. Иннокентий опустил лоб на рыжее окрашенное железо шкафа и отдохнул с закрытыми глазами.
И вдруг, как будто упуская последние мгновения, не позвонив за машиной в гараж, не закрыв чернильницы, Иннокентий метнулся, запер дверь, отдал ключ в конце коридора дежурному, почти бегом сбежал с лестницы, обгоняя постоянных здешних в золотом шитье и позументах, едва натянул внизу пальто, насадил шляпу и выбежал в сыроватый сморкающийся день.
От быстрых движений полегчало. Французские полуботинки, по моде без галош, окунались в грязно тающий снег.