Однажды император Юань Мэн восседал на маленьком складном троне из шань-дунского лака в павильоне Прозрения Истины. В зале перед ним вповалку лежали высшие мужи империи – перед этим двое суток продолжалось обсуждение государственных дел, сочинение стихов и игра на лютнях и цитрах, так что император ощущал усталость – хоть, помня о своем достоинстве, он пил значительно меньше других, голова все же болела. Прямо перед ним на подстилке из озерного камыша, перевитого синими шелковыми шнурами, храпел, раскинув ноги и руки, великий поэт И По. Рядом с ним ежилась от холода известная куртизанка Чжэнь Чжао по прозвищу Летящая ласточка. И По спихнул ее с подстилки, и ей было холодно. Император с интересом наблюдал за ними уже четверть стражи, ожидая, чем все кончится. Наконец Чжэнь Чжао не выдержала, почтительно тронула И По за плечо и сказала:
– Божественный И! Прошу простить меня за то, что я нарушаю ваш сон, но, разметавшись на ложе, вы совсем столкнули меня на холодные плиты пиршественного зала. И По, не открывая глаз, пробормотал:
– Посмотри, как прекрасна луна над ивой. Чжэнь Чжао подняла взгляд, на ее юном лице отразился восторг и трепет, и она надолго замерла на месте, позабыв про И По и источающие холод плиты. Император проследил за ее взглядом – действительно, в узком окне была видна верхушка ивы, чуть колеблемая ветром, и яркий край лунного диска.
«Поистине, – подумал император , – И По – небожитель, сосланный в этот грешный мир с неба. Какое счастье, что он с нами!»
Услышав рядом вежливый кашель, он опустил глаза. Перед ним стоял на коленях Жень Ци, муж, широко известный в столице своим благородством.
– Чего тебе? – спросил император.
– Я хочу подать доклад, – сказал Жень Ци, – о том, как нам умиротворить Поднебесную.
– Говори.
– Любой правитель, – дважды поклонившись, начал Жень Ци, – как бы совершенен он ни был, уже самим фактом своего рождения отошел от изначального Дао. А в книге «Иньфу Цзин» сказано, что когда правитель отходит от Дао, государство рушится в пропасть.
– Я это знаю, – сказал император. – Но что ты предлагаешь?
– Смею ли я что-нибудь предлагать? – почтительно сложив на животе руки, сказал Жень Ци. – Хочу только сказать несколько слов о судьбе благородного мужа в эпоху упадка.
– Эй, – сказал император, – ты все-таки не очень… Что ты называешь эпохой упадка?
– Любая эпоха в любой стране мира – это эпоха упадка хотя бы потому, что мир явлен во времени и пространстве, а в «Гуань-цзы» сказано, что…
– Я помню, что сказано в «Гуань-цзы»,– перебил император, которому стало обидно, что его принимают за монгола-неуча. – Но причем здесь судьба благородного мужа?
– Дело в том, – ответил Жень Ци, – что благородный муж как никто другой видит, в какую пропасть правитель ведет государство. И если он верен своему Дао, а благородный муж всегда ему верен, это и делает его благородным мужем – он должен кричать об этом на каждом перекрестке. Только слияние с первозданным хаосом может помочь ему смирить свое сердце и молча переносить открытые его взору бездны.
– Под первозданным хаосом ты, видимо, имеешь в виду изначальную пневму? – спросил император, чтобы окончательно убедить Жень Ци, что тоже читал кое-что.
– Именно, – обрадованно ответил Жень Ци. – Именно. А ведь как сливаются с хаосом? Надо слушать стрекот цикад весенней ночью. Смотреть на косые струи дождя в горах. В уединенной беседке писать стихи об осеннем ветре. Лить вино из чаши в дар дракону из желтых вод Янцзы. Благородный муж подобен потоку – он не может ждать, когда впереди появится русло. Если перед ним встает преграда, он способен затопить всю Поднебесную. А если мудрый правитель проявляет гуманность и щедрость, сердце благородного мужа уподобляется озерной глади.
Император, наконец, начал понимать. – То есть все дело в ирригационных работах. И тогда благородный муж будет сидеть тихо-тихо, да?
Жень Ци ничего не сказал, только повторил двойной поклон. Император заметил, что за спиной Жень Ци появился начальник монгольской охраны. Вопросительно округлив глаза, он положил ладонь на рукоять меча.
– А почему, – спросил император, – нельзя взять и отрубить такому благородному мужу голову? Ведь тогда он тоже будет молчать, а?
От негодования Жень Ци даже побледнел.
– Но ведь если сделать это, то возмутятся духи-охранители всех шести направлений! – воскликнул он. – Сам Нефритовый Владыка Полярной Звезды будет оскорблен! Оскорбить Нефритового Владыку – все равно, что пойти против Земли и Неба. А пойти против Земли и Неба – все равно что пребывать в неподвижности, когда Земля и Небо идут против тебя! Император хотел было спросить, от кого и зачем надо охранять все шесть направлений, но сдержался. По опыту он знал, что с благородными мужами лучше не связываться – чем больше с ними споришь, тем глубже увязаешь в мутном болоте слов.
– Так чего ты хочешь? – спросил он. Жень Ци сунул руку под халат. К нему кинулись было двое телохранителей, но Юань Мэн остановил их движением ладони. Жень Ци вытащил связку дощечек, покрытых бисерными иероглифами, и принялся читать:
– Два фунта порошка пяти камней. Пятьдесят связок небесных грибов с горы Тяньтай. Двенадцать жбанов вина с юга…
