Юрий Яковлевич ЯКОВЛЕВ
Салют
Прохладным майским вечером отец и сын ждали салюта. Сын вскарабкался на подоконник, а отец стоял за его спиной и на всякий случай держал мальчика за лямку штанишек.
- Скоро? - нетерпеливо спрашивал мальчик и сильнее прижимался носом к стеклу.
- Скоро, скоро, - отвечал отец и посматривал то на часы, то на небо.
- Давай откроем окно, - предложил сын.
- Зачем?
- Чтобы лучше было слышно.
- И так услышим.
Отец присел на край подоконника. Неожиданно мальчик повернулся к нему и спросил:
- А у дедушки была борода?
- Нет. Он был молодым.
- Разве дедушки бывают молодыми?
- Бывают... стало быть.
- А усы?
- Что усы?
- Усы у него были?
- Кажется, были.
- И винтовка была, - произнес мальчик.
Отец удивленно посмотрел на сына и спросил:
- Кто это тебе сказал... про винтовку?
- Знаю. А патроны он тебе дарил?
- У него не было патронов, когда он уходил на войну.
- Были. Надо было попросить. Ты не просил?
Отец ответил не сразу. То ли он подыскивал слова, то ли подумал, почему и в самом деле не просил патронов. Он сказал:
- Я плохо помню. Когда дедушка уходил, я был таким, как ты.
Мальчик пропустил его объяснение мимо ушей. И снова спросил:
- А где дедушка?
- Он не вернулся с войны.
- Почему не вернулся?.. Ты напиши ему, пусть возвращается.
- Туда не ходит почта.
- А почтальоны... с толстой сумкой на ремне?
- Не ходят.
- Может быть, съездим за ним? В воскресенье?
- Туда не ходят поезда.
- Поедем на автобусе, а там пешком. Войну посмотрим.
- Войны давно нет.
- Когда дедушка вернется?
- Никогда.
- Никогда - это долго?
- Долго.
- Подождем. Правда?
- Понимаешь, какое дело, - дедушка погиб.
- Как погиб?
- Фашист выстрелил в него, и он упал. Пуля попала в сердце. Вот сюда.
Отец показал, куда попала пуля, и мальчик долго рассматривал верхний карман пиджака, где отец держал палец. Потом он спросил:
- Давно?
- Ну да. Очень давно.
- Может быть, уже зажило, раз давно?
- Он уже умер.
Отец долго не решался произнести это слово, но оно не произвело на мальчика никакого впечатления. И отец удивленно смотрел на сына, словно дожидался, когда наконец слово "умер" дойдет до его сознания. Но мальчик как ни в чем не бывало барабанил пальцами по стеклу. Потом сказал:
- Все вернулись, и дедушка вернется... попозже. Правда?
- Ничего ты не понимаешь.
- Понимаю, понимаю... Он без бороды, но патроны у него были.
- Сейчас салют начнется. Смотри.
Вдалеке громыхнули орудия, и тяжелый раскат донесся не до слуха, а ударил прямо в грудь. И сразу по темному небу с треском покатились разноцветные шаровые молнии. И в их коротком сиянии стремительно пронеслись призрачные стаи вспуганных голубей.
- Кто это стреляет? - спросил мальчик.
- Солдаты.
- Которые вернулись?
- Разные.
- А почему звенят стекла?
- Это бьют пушки.
- С войны?
- Из пригорода.
- Нет, они бьют с войны, - стоял на своем мальчик. - Я точно знаю. И та белая ракета тоже с войны. Ты был на войне?
- Нет, - ответил отец. - Я же был маленьким, как ты.
- Вот ты и не знаешь, что пушки бьют с войны. Закрой глаза, лучше будет слышно. Бум! Бум! Это дедушка бьет с войны.
- Пусть будет по-твоему, - тихо сказал отец.
Но мальчик не слушал его слов.
- Дедушка потому и не вернулся, чтобы бить из пушки, когда салют. Правда?
- Правда.
В комнате было темно. И только огни ракет на несколько мгновений освещали отца и сына то зеленым, то красным, то желтым светом. Над городом гремел салют. Но отец не следил за восходом ракет. Он смотрел на маленькую фигурку, прижавшуюся к стеклу, на сплющенный нос и на широко раскрытые глаза. И отцу казалось, что глаза сына видят то, что он, взрослый человек, никогда не сможет увидеть: они видят войну, видят распаленные лица солдат и дедушку, который не вернулся с войны, чтобы бить из пушек, когда салют.
