Хан Озмак II Демиркол отчаялся заснуть — уже светало — и позвонил одеваться. Голова гудела, мысли вращались вокруг странного сна. Падающие столпы, огонь в небесах, скорбящие нищие — и черный Змей, восстающий из бездны и пожирающий солнце. Обычные картины кошмарного сна — но почему он так взволнован?
Явились постельники с водой и свежим платьем. Хан умылся, облачился в зеленый с золотом халат, повязал зеленую же чалму и вышел на балкон.
Свежий бриз придал немного сил, но восходящее солнце было алым как кровь — еще один тревожный знак. Хан повернул за угол и обратил взор на запад, где за великой Рекой над облаком дыма топорщились шпили Западного Шемкента, или Симиуса, как называли его на странном языке западной империи. Вечный дым от тысяч огней. Как, должно быть, темно там, как горек их воздух.
Озмак как будто даже ощутил эту горечь у себя во рту, и покачал головой, стряхивая наваждение. Слишком много знаков. Что-то случится. Или уже случилось.
В опочивальне его уже ожидал ан-Надм. Лицо его было спокойным, или, скорей, пустым — впрочем, это ничего не значило.
Хан велел ему начинать.
— О величайший из великих! Милостивейший из милостивых и справедливейший из справедливых, — ан-Надм завел свою привычную песню. Хан слушал вполуха, вылавливая крупицы важной информации, боясь услышать страшное. Но страшного не было — обычный утренний доклад. Впрочем, нет, не обычный. Что это великий вазир поднялся в такую рань?
Озмак поднял руку, пресекая витиеватую речь, и спросил:
— Отчего ты досаждаешь моим ушам в столь ранний час?
Ан-Надм замер на мгновение и продолжал, не моргнув глазом:
— Я не спал всю ночь, о мудрейший из мудрых. Мрачные видения обуревали меня.
И опять знаки. Озмак вздохнул:
— Я чувствую, тучи застилают солнце.
— Что, о блистательнейший?
— Гроза уже собирается и скоро прольется ледяными стрелами на наш чудесный сад. Беды великие ожидают нас.
— Ты тоже видел сны, о могущественнейший?
— Как и ты.
Повисло молчание.
Не молчи, продолжай говорить. Расскажи про налоги, расскажи про иноземных купцов, про убийц, про войска. Молчание приближает развязку.
Тощий писец бесшумно скользнул из-за занавеси, склонился к ан-Надму и зашептал, передавая клочок папируса, а затем так же бесшумно растворился.
Ни одна мышца на лице вазира не дрогнула, когда он произнес:
— Гроза, о непревзойденный. Гроза началась.
Мягкий ковер пропитался кровью, запекся и почернел.
У дверей в опочивальню принца уже столпились люди: ан-Надм с двумя писцами, трое постельников принца, пара стражников и их старшина — волосатая чатападманская обезьяна в своем вечном зеленом тюрбане с ножами. Как его зовут? Девабхакшьяман Сарвалапанду… тьфу, провалиться бы им всем с такими именами. А где Гюль, интересно?
— Почему люди здесь?
Обезьяна мямлит что-то невразумительное. Хороший момент.
— В темницу его. Найдите Гюля, он сейчас нужен как никогда. Всех отсюда к шайтанам, и пусть молчат. Ну и все остальное, не мне тебя учить.
Ан-Надм кивнул и исчез. Как у него это получается? Писцы тоже исчезли. Постельники притворились, что идут по своим делам, и засеменили прочь. Стражники отняли у обезьяны саблю и кинжал и увели, тот даже не сопротивлялся. Все стихло, галерея опустела.
Озмак поборол ужас в себе и вошел в опочивальню сына.
Почти погасшие свечи едва освещали сами себя. Хан отдернул тяжелые занавески, впустив солнце в комнату, и оно хлынуло внутрь тяжелой струей, разбилось о хрустальную посуду и резные ширмы, заиграло на причудливом потолке и стекло вниз, туда, где в черной луже лежал его старший сын и наследник Озхан.
Лицо его даже сквозь засохшую кровь выглядело умиротворенным. Он умер внезапно.
Скрипнула дверь, и ан-Надм объявил:
— Сыщик здесь, о всемогущий.
Да, конечно.
Сыщик — тощий смуглый чатападман (да что это за тяга к тощим приспешникам у этого хитреца?) в синем тюрбане без ножей — глубоко поклонился и принялся за работу. Он разложил свой сундучок и стал извлекать оттуда разные занятные вещицы — кисточки, увеличительные стекла, бутылочки с какими-то растворами. Здесь больше нечего делать.
— Пойдем.
Хан вышел. Ан-Надм следовал за ним как тень.
— Сам доложишь мне, когда закончат с телом. Сразу же, не откладывая. Я хочу знать, как и когда.
И кто. И почему.
— Твое слово — закон, о непревзойденный.
— Разузнай, какие слухи во дворце и по городу. Про смерть пока молчим. Просто выясняем, что к чему.
— Это мудро.
— Пока все. После обеда в Диване я буду говорить.
— Как будет угодно, о величайший.
Ан-Надм снова исчез. Он знает этот дворец лучше меня.
