Раннее (сборник) - [25]

Шрифт
Интервал

Помнишь, убили у нас в Ямуровке пристава?
Дядя Андрей не стрелял, – а взял на себя все выстрелы.
Пошёл на каторгу – три семьи высторонил,
Средь других и отца моего.
Как б эт’ и нам научиться таково,
Чтоб и жить легко и умирать легко?..»
«Умирать, конечно, не находка…»
«Умирать бы ладно. Оставлять детей…»
– Э-эй!
Эй-э-эй!
За во-одкой! –
Звонко прокатилось в тишине,
Отдаваясь гулкими ответами:
– Командиры отделений! к старшине!
За конфетами!
…С треском по лесу метнулись толпы теней,
Сотни промелькнули спин –
И смело людей, как будто их и не было.
И сгустилась темень.
И остался я один
У едва светящегося пепла.
«Вот!.. В золе забыли горсточку картофеля,
Бросились за горсточкой конфет…»
Вздрогнул я. Улыбку Мефистофеля
Вырывал из тьмы почти погасший свет.
«Презирая, – вслед им побреду я
С малярийной дрожью слабых ног, –
Ибо тоже жаден, тоже претендую
В свой иссохший кубок получить глоток.
Повторяется, бездарная. Убого. Примитивно.{100}
И каких ещё болванов удивит она?..
До чего, коллега, жить противно,
Когда всё написано и всё прочитано».
Зябко кутаясь, с колена встал он осторожно.
Встал и я. Мы выровнялись ростом.
Было мне с ним то ли слишком сложно,
То ли слишком просто.
Он приблизился ко мне дыханием в дыханье:
«Ну, признайтесь, вам не повезло?!
На заём подписываться. Перевыполнять заданья.
Ждать, что выбросят повидла лишнее кило.
Воротившись с бляшками с войны,
Краткий Курс зубрить до седины –
Кисло,
Сами видите!
Капитан! Ровесник! Позавидуйте!
В этой жизни ни к чему не годный,
И в неё не собираясь снова,
Я живу последний день сегодня
С полною свободой слова!
Вы – растроганы? Оставьте. Чепуха!
Ни меня, усталого еврея,
Ни мальчишки этого, ни Любки жениха
На гранитных набережных Шпрее
Не помянете в сверкании шеломов
Над Европой, подведённой как ягнёнок к алтарю.
Только будет ваш среди победных громов
Гимн: хрю-хрю».
– «Почему так плохо обо мне вы судите?»
– «Потому что – человек вы. Дерзко? Рассердитесь.
Ну, а если вы таким не будете –
Берегитесь!
Любопытство к смертникам у вас не наше,
Не советское, нейдёт к погонам и звездам.
Берегитесь, как бы этой чаши
Не испить и вам!
Не лишиться б гордого покоя,
Не узнать бы, что оно такое –
В шаг квадратный, весь из камня бокс.
Наслаждайтесь, если можете, желаю вам удачи.
Впрочем, все подохнем, так или иначе –
Omnes una atra manet nox![12]»{101}
«Пусть бьются строки…»
Пусть бьются строки – не шепни.
Пускай колотятся – а ты губой не шевельни.
Не вспыхни взглядом при другом.
И ни при ком, и ни при ком
Не проведи карандашом:
Из всех углов следит за мной тюрьма.
Не дай мне Бог сойти с ума!
Я резвых не писал стихов для развлеченья,
Ни – от избытка сил,
Не с озорства сквозь обыски в мозгу их проносил –
Купил я дорого стихов свободное теченье,
Права поэта я жестоко оплатил! –
Всю молодость свою мне отдавшей безплодно
Жены десятилетним одиночеством холодным,
Непрозвучавшим кликом неродившихся детей,
В труде голодном смертью матери моей,
Безумьем боксов следственных, полночными допросами,
Карьера глиняного рыжей жижей осени,
Безмолвной, скрытою, медлительной огранкой
Зимой на кладке каменной и летом у вагранки{102} –
Да если б это вся цена моих стихов!
Но тоже и за них платили жизнью те,
Кто в рёве моря заморён в молчаньи Соловков,
Безсудно в ночь полярную убит на Воркуте.
Любовь, и гнев, и жалобы расстрелянные их
В моей груди скрестились, чтобы высечь
Вот этой повести немстительной печальный стих,
Вот этих строк неёмких горстку тысяч.
Убогий труд мой! По плечу тебе цена?
Одной единой жизни – ты пойдёшь в уплату?
Который век уже моя страна
Счастливым смехом женщин так бедна,
Рыданьями поэтов так богата?..
Стихи, стихи! – за всё, утерянное нами,
Накап смолы душистой в срубленном лесу!..
Но ими жив сегодня я! Стихами, как крылами
Сквозь тюрьмы тело слабое несу.
Когда-нибудь в далёкой тёмной ссылке
Дождусь, освобожу измученную память –
Бумагою, берёстою, в засмоленной бутылке
Укрою повесть под хвою, под снега заметь.
Но если раньше хлеб отравленный дадут?{103}
Но если раньше разум мой задёрнет тьма?
Пусть – там умру, не дай погибнуть тут! –
Не дай мне Бог сойти с ума!!

Глава восьмая. Как это ткётся

И ужели нет пути иного,
Где бы мог пройти я, не губя
Ни надежд, ни счастья, ни былого,
Ни коня, ни самого себя?
Ив. Бунин
Кабель неприметною полоскою,
Выведен, подброшен на сосне.
Реминорный мягкий вальс Чайковского
Невидимкой льётся в тишине.
Наверху – безлюдие обманное,
Замело тропинки и полянки,
Здесь – уют, и запахи смоляные
Поят воздух обжитой землянки.
Свежим ворохом – постель еловая,
Троеножка-печь раскалена,
Лампочка двенадцативольтовая
Над столом спускается с бревна.
Радио-шкатулка под столешницей
Скрыта от недружеского взора –
Маленькая хитренькая грешница,
Говорунья и певунья «Нора».
Гость непрошеный уйдёт – не глядя я
Под столом привычной кнопкой – щёлк! –
Всех воюющих народов радио
Хлынет вперемесь сквозь синий шёлк.
Звуки струн рояльных…
Но унылое
На столе письмо передо мной –
От тебя, затерянная, милая.
Что за трещина у нас с тобой?
Чувствуешь – спустился мутный навешень{104},
Отчего – не знаешь ты сама.
Это – ты бежишь, бежишь ко мне по клавишам,
Чтобы в треугольнике письма,
Посылаемого так уже не почасту, –
Рассказать о нуждах тыловых, об одиночестве

Еще от автора Александр Исаевич Солженицын
Матренин двор

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки.


Август Четырнадцатого

100-летию со дня начала Первой мировой войны посвящается это издание книги, не потерявшей и сегодня своей грозной актуальности. «Август Четырнадцатого» – грандиозный зачин, первый из четырех Узлов одной из самых важных книг ХХ века, романа-эпопеи великого русского писателя Александра Солженицына «Красное Колесо». Россия вступает в Мировую войну с тяжким грузом. Позади полувековое противостояние власти и общества, кровавые пароксизмы революции 1905—1906 года, метания и ошибки последнего русского императора Николая Второго, мужественная попытка премьер-министра Столыпина остановить революцию и провести насущно необходимые реформы, его трагическая гибель… С началом ненужной войны меркнет надежда на необходимый, единственно спасительный для страны покой.


Один день Ивана Денисовича

Рассказ был задуман автором в Экибастузском особом лагере зимой 1950/51. Написан в 1959 в Рязани, где А. И. Солженицын был тогда учителем физики и астрономии в школе. В 1961 послан в “Новый мир”. Решение о публикации было принято на Политбюро в октябре 1962 под личным давлением Хрущёва. Напечатан в “Новом мире”, 1962, № 11; затем вышел отдельными книжками в “Советском писателе” и в “Роман-газете”. Но с 1971 года все три издания рассказа изымались из библиотек и уничтожались по тайной инструкции ЦК партии. С 1990 года рассказ снова издаётся на родине.


Рассказы

В книгу вошли рассказы и крохотки, написанные А.И. Солженицыным в периоды 1958–1966 и 1996–1999 годов. Их разделяют почти 30 лет, в течение которых автором были созданы такие крупные произведения, как роман «В круге первом», повесть «Раковый корпус», художественное исследование «Архипелаг ГУЛАГ» и историческая эпопея «Красное Колесо».


В круге первом (т.1)

Роман А.Солженицына «В круге первом» — художественный документ о самых сложных, трагических событиях середины XX века. Главная тема романа — нравственная позиция человека в обществе. Прав ли обыватель, который ни в чем не участвовал, коллективизацию не проводил, злодеяний не совершал? Имеют ли право ученые, создавая особый, личный мир, не замечать творимое вокруг зло? Герои романа — люди, сильные духом, которых тюремная машина уносит в более глубокие круги ада. И на каждом витке им предстоит сделать свой выбор...


Рекомендуем почитать
Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.


Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 2

Отголоски петроградского апрельского кризиса в Москве. Казачий съезд в Новочеркасске. Голод – судья революции. Фронтовые делегаты в Таврическом. – Ген. Корнилов подал в отставку с командования Петроградским округом. Съезд Главнокомандующих – в Ставке и в Петрограде. – Конфликтное составление коалиции Временного правительства с социалистами. Уход Гучкова. Отставка Милюкова. Керенский – военно-морской министр. – Революционная карьера Льва Троцкого.По завершении «Апреля Семнадцатого» читателю предлагается конспект ненаписанных Узлов (V–XX) – «На обрыве повествования», дающий объемлющее представление о первоначальном замысле всего «Красного Колеса».


Архипелаг ГУЛАГ. Книга 2

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 5-й вошли части Третья: «Истребительно-трудовые» и Четвертая: «Душа и колючая проволока».


Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».


Рассказы и крохотки

Первый том 30-томного собрания сочинений А.И.Солженицына являет собой полное собрание его рассказов и «крохоток». Ранние рассказы взорвали литературную и общественную жизнь 60-х годов, сделали имя автора всемирно известным, а имена его литературных героев нарицательными. Обратившись к крупной форме – «В круге первом», «Раковый корпус», «Архипелаг ГУЛАГ», «Красное Колесо», – автор лишь через четверть века вернулся к жанру рассказов, существенно преобразив его.Тексты снабжены обширными комментариями, которые позволят читателю в подробностях ощутить исторический и бытовой контекст времени.