Раннее, раннее утро - [11]

Мой гость запнулся и приумолк. Лицо его побледнело, во взгляде появилась горечь.

— Правда, человек, на котором я ставил свои первые опыты, был стар и болен, в голове его вертелось лишь несколько убогих мыслей, которые не могли открыть мне никаких тайн. Кроме того, мое изобретение казалось мне настолько гигантским, что это заглушало во мне все другие соображения… Для собственного успокоения я наскоро сочинил какую-то оправдательную теорийку…

— Так всегда бывает! — промолвил я, покачав головой. — В нашем мире добрая половина теорий выдумана лишь для того, чтобы что-то оправдать…

— Вероятно, вы правы! — кивнул гость. — Но сам я понял, на каком я скользком пути, только когда довел свой аппарат до совершенства. Должен сразу же сказать вам, что я хранил свое изобретение в полной тайне. Вы — первый человек, который о нем узнает… Чтобы пользоваться своим аппаратом, я прикидывался глухим — недостойная, но неизбежная игра. В один прекрасный день я сообщил своим близким, что выписал из-за границы аппарат для усиления звука, и с тех пор не ведал затруднений. Но мои огорчения начались еще во время экспериментов…

Гость закурил сигарету, и лоб его снова покрыла сеть тонких морщин.

— В то время я производил опыты над нашей служанкой… Совсем еще девчонка, пятнадцати или шестнадцати лет, заспанное, апатичное существо, на которое до тех пор я почти не обращал внимания… Одетая в свою деревенскую одежонку, она двигалась по моей лаборатории как во сне… И первая мысль, которую я уловил у нее, была: «Как хочется спать!..» Я даже разозлился — неужели под этим маленьким твердым черепом не может возникнуть более достойная человека мысль? Или аппарат у меня с изъяном и ловит далеко не все?

Но аппарат был в полном порядке… Вскоре у нее возникла новая мысль:

«Как есть хочется!.. — И тут мысли ее побежали стремительно, в каком-то лихорадочном испуге… — Хозяйка опять спрятала еду, — думала она. — Чего бы поесть вечером? Хорошо, если она оставила мне немножко хлебца, а если нет? Только бы не нашла те три кусочка сахара под матрацем… А может, и нашла — она часто лазает под матрац… И всюду-то она роется, как бы я чего не украла… Даже письма мои все прочитала до одного!.. Как есть хочется!.. Ох, как хочется поесть и выспаться!.. Может, попросить хозяина, чтоб отпустил пораньше?.. Он добрый, попрошусь!..»

Вы представляете себе мое изумление? — с горечью продолжал гость. — Вы не знаете мою жену, а мне трудно ее описать… Она еще молода, около тридцати пяти лет, очень хорошо одевается, слывет интеллигентной и культурной женщиной… Бывает в ваших клубах, говорит об искусстве, люди относятся к ней с уважением… И она же прячет еду от девочки-служанки? Нет, это невозможно!.. Но почему невозможно? Человек может обманывать других, но не самого себя…

Я снял мембрану и поглядел на девчушку. Она почти дремала, сидя на табуретке.

— Марийка, ты не проголодалась? — внезапно спросил я.

Она вздрогнула и с испугом поглядела на меня.

— Нет…

— Правда?

— Правда, — поежилась она. — Зачем мне тебя обманывать?

— А тетя не запирает от тебя еду?

— Нет, зачем ей запирать, — никогда не запирает!..

Я снова включил аппарат.

— Скажи правду, не бойся, — мягко сказал я. — Ну, скажи!

— Так я уже сказала! — умоляюще повторила девочка, а я, потрясенный, слушал ее мысли: «Страшно сказать, ой, как страшно!.. Если хозяйка узнает, что я сказала, — изобьет до полусмерти!»

Я снял наушник и задумался. Конечно, то, что думала девочка, — чистая правда. Я дал ей денег, наказав полакомиться в ближайшей кондитерской и ничего не говорить об этом жене. Марийка робко взяла деньги, и на глаза у нее навернулись слезы, а когда я погладил ее по головенке, она чуть не разревелась…

Я так расстроился, что совсем забыл, какой у меня важный и торжественный день… После многих лет кропотливого труда я наконец достиг полного, невероятного успеха. Надо бы торжествовать, а я чувствовал себя как побитый. До сих пор не знаю, что больше потрясло меня: трагедия несчастной девчонки, разыгрывавшаяся у меня под носом, или ужасное разоблачение моей жены, с которой я прожил более четырнадцати лет. Неужели она такая притворщица и столько лет так умело скрывала от меня свое истинное лицо, что я ни разу не усомнился в ней?

Мой гость тяжело вздохнул и, казалось, на миг забыл, что он не один в комнате. Внезапно он поднял голову и продолжал:

— Попробуйте себе представить, с каким тягостным нетерпением вернулся я в тот день домой… Хотя вряд ли вам это удастся… Я прожил с женой полтора десятка лет, и теперь мне предстояло впервые заглянуть ей в душу. Что найду я там? Не разрушу ли я нашу жизнь? И вообще — имею ли я на это право?.. Вскрыть чужое письмо считается преступлением, а чужую душу?.. Я долго прохаживался в одиночестве по мокрой и холодной улице, прежде чем войти в дом. Когда я открывал дверь гостиной, сердце мое билось так, как будто вот-вот должно было произойти нечто роковое… Жена лежала на кушетке и читала какую-то книжку. Я тихо поздоровался и спросил, что нового.

— Ничего особенного! — ответила она, не поднимая глаз от книги.

— Что ты сказала? — переспросил я.