Раннее государство в Древнем Египте - [50]

].

Расцвет таких преуспевающих "малых" приходится на междуцарствие — раннюю XII династию и связывается учеными со смутой послестароцарского времени [Берлев 1978; Перепелкин 1956]. Отметим, что для наиболее тяжкого, начального этапа этой смуты на основании источников выявлено падение интереса египтян к административной карьере. На первый план выступили индивидуалистические настроения со стремлением к личному материальному благополучию [Берлев 1978; cp.: Bleiberg 1995], созвучные общему упадочному мировоззрению тогдашней эпохи, которое нашло яркое отражение в среднеегипетских "пессимистических литературных текстах [Posener 1956]. На этом фоне особое значение для ndsw, рассчитывавших лишь на собственные силы в достижении жизненных благ, по-видимому, приобрело воинское ремесло (или, по крайней мере, внешняя демонстрация причастности к нему): в своих автобиографических надписях "малые" нередко предстают в героизированном образе могучего человека, "действующего мышцей своей" (ĭrĭw m hpš.f), "крепкого рукой своей" (kn nj gb^ͻw.f) и т. п.; на надгробных памятниках того смутного времени даже люди мирных професcий часто изображались вооруженными [Берлев 1978].

С учетом такой ситуации вполне закономерно, что среди ndsw, достигших в период первого междуцарствия видного общественного положения, мы обнаруживаем множество людей неродовитых, выдвинувшихся исключительно благодаря собственной воле и напористости. Характерно, что эти "малые" и не думали скрывать свое незнатное происхождение, даже напротив — едва ли не кичились им, очевидно, с целью привлечь внимание к своим выдающимся способностям и воинской доблести, которые позволили им вознестись от бедности и безвестности к богатству и почестям. Из людей подобного склада, прежде всего жаждавших добычи ndsw-воинов, постепенно формировалась надежная опора новой власти, взраставшей в Египте при IX–X гелиопольских и XI фиванской династиях сначала в отдельных регионах Севера и Юга, а затем и в масштабах всей страны.

В процессе политической сборки эпохи позднего междуцарствия — раннего Среднего царства отчетливо проявляется тенденция к восстановлению в Египте роли и престижа официальной служебной деятельности: те же "малые" охотно вступали в различные административные должности, которые давали стабильный доход, будучи обеспечены материально, в том числе и трудовыми ресурсами (в частности, профессиональными государственными земледельцами-ĭhwtjw), составлявшими источник всякого богатства [Берлев 1972, 1978]. Среди обладателей должностей выделялись представители военного сословия, к которому правители смутного периода, по-видимому, питали особую привязанность: так, из "Поучения" безвестного царя гераклеопольской X династии его сыну и преемнику Мерикара [Golenischeff 1913; Volten 1945] следует, что увеличение численности воинов "сопровождения" (телохранителей?) и поощрение их рабочей силой (в оригинале rht — "списками [людей]" [Берлев 1972, с. 261; 1978, с. 53]), пахотными землями и скотом считалось важной составляющей внутренней политики мудрого и предусмотрительного владыки [см. также: Рубинштейн 1950].

Некоторую информацию о размерах воинского должностного имущества можно почерпнуть из документов эпохи Среднего царства: в разгар XII династии, при Сенусерте III, возведение простого воина в гвардейский" ранг "сопутника правителя" (šmsw nj hk^ͻ) и дальнейшее продвижение по службе отмечалось пожалованием отличившегося десятками и сотнями "голов" [Sethe 1924]. По сути, во времена строительства и расцвета среднеегипетского объединенного государства исполнение должностных обязанностей становилось для египтян непременным условием материального достатка и высокого общественного положения.

Может сложиться впечатление, что казенной должностью порой дорожили куда больше, чем фамильным наследством: так, например, некий начальник пастухов, живший на рубеже XI–XII династий, в своей надписи [Texts, № 1628] лишь кратко упомянул о личной собственности, которая досталась ему от родителей, но зато очень обстоятельно расписан историю своего должностного имущества, высветив при этом аж пять поколений предков, состоявших на той же службе.

Право наделения доходными должностями принадлежало царю, которого государственные идеологи среднеегипетской эпохи выставляли средоточием и подателем всех жизненных благ: согласно известному политическому трактату, чье авторство прежде ошибочно приписывалось казначею Схотепибра (правление Аменемхета III) [KamaI 1940; Lange, Schäfer 1902–1925, № 20538], "царь — это пища", чем и обосновывается неизбежность поголовного и безоговорочного подчинения египетского населения фараоновой власти. Впрочем, привлекательность и предпочтительность иным занятиям царской службы, социально престижной и сулившей постоянный доход, похоже, вполне осознавалась египтянами по крайней мере уже при ранней XI династии. В подтверждение можно привести любопытный эпизод взаимоотношений начальника сокровищницы царя Иниотефа III с одним из подчиненных: последний упомянут на стеле начальника [Texts, № 614] в качестве его челядинца, тогда как в надписи на собственной стеле [