Раннее государство в Древнем Египте - [28]
Вместе с тем староегипетский обычай отзываться о сухопутной челяди в терминах, обозначавших речные судовые дружины, и соответствующим образом запечатлевать ее на стенах гробниц, не исключено, имел более фундаментальные предпосылки, нежели педантское стремление художников или их хозяев уточнить, кто из представленных на том или ином рельефе работников реально входил в число временно сошедших с лодок на землю "профессиональных" гребцов. Учтем, что характер основной деятельности последних, их трудовые навыки и набор привычных для выполнения команд едва ли были адекватны любым отраслям хозяйства Египта, где использовались "ладейные ватаги" И если участие в таких узкоспециальных и сравнительно краткосрочных мероприятиях, как помощь мясникам при забое привезенного скота и разделке туш или перетаскивание с корабля в гробницу каменного изваяния вельможи [Перепелкин 1988б, §§ 19, 20], не требовало от "ватажников" сколько-нибудь серьезной переквалификации, то, например, сезонный земледельческий труд и, тем более, занятость в камнедобывающей и строительной индустрии, казалось бы, должны были способствовать хотя бы выработке у них альтернативных принципов самоорганизации, лучше удовлетворяющих требованиям осваиваемой на берегу профессии с точки зрения координации действий трудового коллектива, чем специфически корабельный опыт его разбивки на нос, левый борт", "правый борт" и "корму" [Берлев 1972; Eyre 1987].
Подобные ожидания, однако, не оправдываются. Больше того, подмеченное за древними египтянами свойство смешивать понятия, связанные с плаванием по Нилу, с характеристиками действий на суше было присуще им настолько, что такая отличительная черта египетского бога-"Сокола, плывущего в ладье" (nmtj), как привычка странствовать и покровительство путешествующим, могла быть выражена прозвищем hrjš>cj — "[тот, кто] на песке", т. е. номад-пустынник [Берлев 1969]. При всей бесспорности объяснения использования чисто корабельной лексики в отношении сухопутных артелей тем, что они нередко формировались из многочисленных судовых экипажей, ассоциацию пешего "кочевника" — да к тому же властелина Восточной пустыни с божеством, которое изображалось плавающим в лодке, аналогичными доводами с той же легкостью не истолкуешь. Такого рода соображения наводят на мысль о наличии дополнительного, нетривиального решения проблемы сухопутной активности древнеегипетских "ладейных ватаг" — jzwt и применения этого термина для именования наземных рабочих отрядов.
Изложенная в этой главе гипотеза формирования архаического государства в долине Нила вводит "ладейную ватагу" в контекст древнейшей колонизации Египта, которая, как мы допустили с учетом, в частности, экологического фактора, могла осуществляться в широких масштабах лишь с помощью крупных лодок их многочисленными экипажами воинов и работников. Таким образом, фундамент военного и экономического могущества общин, стремившихся обосноваться в пойменном Египте, по-видимому, изначально закладывала большая ладья. Например, в числе важнейших сцен триумфа Хора Нармера над нижнеегипетским племенем, запечатленных на знаменитой палетке, имеется изображение лодки, рядом с которой двумя ровными рядами сложены обезглавленные трупы вражеских бойцов [Quibell 1898b, Taf. XII]. Ничто не мешает интерпретировать этот яркий эпизод как поголовное истребление тинитским воинством главной вооруженной силы противника — лодочных экипажей, причем параллельные ряды убитых вызывают невольную ассоциацию с "левым бортом" и "правым бортом" — подразделениями староегипетских "ладейных ватаг" Тинитские цари, несомненно, и сами использовали лодки для ведения военных действий: сообщение Хора Нечерена о разгроме им двух поселений, имеющееся на Палермском камне [Schäfer 1902, Taf. I, 4, № 8], предварено изображением ладьи, что позволяет причислить ее к главным средствам осуществления кампании.
О выполнении лодочными командами раннединастического периода, наряду с воинскими, и трудовых функций могут свидетельствовать, в дополнение к сказанному выше, многочисленные начертания лодок на конструктивных элементах незавершенной пирамиды Сехемхета, оставленные строителями [Goneim 1957, fig. 18–24], которые, вероятно, на этих лодках и прибывали. Не оттого ли сухопутные рабочие отряды Старого царства сохраняли наименование "ладейных ватаг", что, в силу рассмотренных причин, дееспособные трудовые коллективы самых разных специализаций издревле представлялись египтянам не иначе как артелями, плавающими в лодках?
Добавим в качестве предварительного тезиса, что анклавная система раннединастического протогосударства в Египте пустила глубокие корни, оказав во многом определяющее влияние на характер общественных отношений в стране по крайней мере до Среднего царства включительно. Мы полагаем, например, что именно в сборке архаического, а вовсе не в бифуркации 1-го Переходного периода крылись истоки среднецарского "феодализма" [Schenkel 1964], в действительности, как представляется, в большей или меньшей степени характерного для Египта на протяжении по крайней мере всей эры пирамид (III–XIII манефоновы династии), когда за номархами сохранялась известная территориальная, административно-хозяйственная и правовая независимость от фараона [ср.:
