Рамсес Великий - [2]

В эти ранние утренние часы проснулся и располагавшийся в северной части столицы дворец правителя Египта, фараона Хоремхеба[6]. Это был целый комплекс невысоких, но просторных, оштукатуренных снаружи в жёлтый или розовый цвет длинных домов с многочисленными водоёмами и садами, занимающий несколько кварталов города. Рядом высились главные храмы и святилища. От моря городских жилых построек их отделяли административные здания и большие искусственные озёра. Несмотря на то, что красный диск солнца ещё только-только оторвался от восточного горизонта, и его лучи окрасили в алый цвет верхушки финиковых пальм и сикимор в саду, фараон уже неспешно шагал по дорожкам, посыпанным белым песком, и задумчиво посматривал на цветущие акации, жасмин, олеандр и на редкие для Мемфиса яблони и вишни. Правда, сейчас Хоремхебу было не до любования столь экзотическими для жителей Африки бело-розовыми цветами. Старый воин, высокий и худой, с трудом переставлял опухающие ноги, тяжело опираясь на позолоченный посох. Он чувствовал, что пришло время расставаться с гостеприимным миром живых людей и отправляться в мрачно-неведомое подземное царство Осириса. Но фараон не страшился этого. Он славно пожил, достиг всего, о чём только мог мечтать в юности: стал из простого копейщика царём Египта. И теперь пришло время подумать о том, кому же передать власть, которую он завоевал тридцать лет тому назад. Официально у него не было сыновей. Поэтому-то двор ломал голову последние годы: кого выберет фараон себе в наследники? Но сам Хоремхеб давно уже решил этот вопрос. У него был сын. Настало время передать ему власть. Но как это сделать? В стране было неспокойно. Среди знати обеих частей страны, в Верхнем и Нижнем Египте, зрели заговоры. Так всегда бывало, когда новая династия ещё не утвердилась на троне[7].

Мрачно посматривая по сторонам, высокий старец с властными, резкими движениями, которые не смягчила и серьёзная болезнь последних месяцев, в коротком чёрном парике, так богато украшенном бирюзой, что он выглядел голубым, и в длинной белой гофрированной набедренной повязке из льна мерно вышагивал босиком по приятно прохладным, недавно политым песчаным дорожкам. Его больные ноги не переносили сандалий. Но их всё же нёс один придворный, другой тащил резной из чёрного дерева раздвижной стульчик, третий опахало. Хоремхеб изредка недовольно поглядывал через плечо на сытых, зевающих на ходу дармоедов, как называл он их про себя. Но упразднить эти почётные должности, на которые претендовали самые высокопоставленные вельможи страны, и заменить их слугами-рабами он не мог. Такова была многовековая традиция, и менять её не ему, выскочке из самых низов, захватившему власть в стране в силу сказочно благоприятных для него обстоятельств и любви самой прекрасной женщины, которая когда-либо существовала на земле. Фараон вздохнул и мягко улыбнулся, вспоминая. Это было самое дорогое воспоминание в его длинной жизни воина и властелина, удержавшего от развала страну в одну из самых тяжёлых и смутных её годин. Хоремхеб вышел к берегу большого пруда и, приказав своей вельможной прислуге:

— Ждите меня здесь! — спустился, поддерживаемый чёрными гребцами, в лодку.

С собой он взял только своего секретаря, Рахотепа, неторопливого, невысокого, полного мужчину с живыми, круглыми и влажными, как сливы, глазами и полными малиновыми губами. Он заслужил доверие своего повелителя безграничной преданностью, искренность которой была проверена временем и обстоятельствами придворной жизни, да к тому же был женат на дальней родственнице фараона, внучатой его племяннице, томной и амбициозной Нуфрет. Поэтому-то и пользовался секретарь особым доверием Хоремхеба, хотя порой и раздражал медлительностью, привычкой то и дело причмокивать пухлыми губами и желанием рассказывать на правах родственника в минуты монаршего особого расположения глупые скабрёзные анекдоты или сплетни про жителей Мемфиса. Но, несмотря на свои недостатки, Рахотеп был хорошим, аккуратным, надёжным и, самое главное, верным секретарём правителя Египта, окружённого злобными и завистливыми крокодилами придворного столичного мирка.

Изящная лодка, украшенная таким густым золотым орнаментом, что казалась издалека сделанной сплошь из благородного металла, причалила к маленькому островку, окружённому цветущими голубыми, розовыми и белыми лотосами, и фараон с помощью слуг перебрался в небольшую беседку, увитую виноградными лозами с большими листьями.

— Поезжайте назад и привезите мне вина и фруктов, — приказал он слугам, садясь на мраморную скамейку у входа в зелёный павильон.

Когда слуги отплыли на достаточное расстояние, Хоремхеб проговорил секретарю:

— Слушай меня внимательно, Рахотеп. Наступил очень важный, но смертельно опасный и для меня, и для тебя, как моего родственника, момент.

Полное лицо секретаря побелело, и он возбуждённо чмокнул губами.

— Ты должен сразу же после нашего разговора отправиться в сопровождении самых надёжных своих слуг на лёгком и быстроходном судне к командующему корпуса Сетха[8] Парамесу. Ты знаешь, где находится его усадьба у Таниса