Рамсес Великий - [117]

«Нелегко быть богом, когда в твоих жилах кипит человеческая кровь», — подумал Риб-адди.

Через несколько дней он вновь отплыл из Сидона. Впереди был длинный путь в столицу враждебных хеттов, где должно было состояться важнейшее событие затянувшейся войны: схватка за власть в самом сердце могущественнейшей империи — в царской семье. Риб-адди стоял у борта корабля, подставляя посуровевшее, с первыми морщинками лицо свежему морскому ветру. В чём же он будет участвовать — в героическом деянии или в постыдном преступлении? Однозначно он не мог ответить даже себе. Но молодой человек спокойно смотрел в покрытую сизой дымкой даль. Чему быть, того не избежать. Он верил в свою счастливую звезду! К тому же он был воином, хоть и одетым в финикийский колпак и шерстяные азиатские одежды, а значит, ему не пристало колебаться, идя в бой. Риб-адди пощупал под плащом в зашитом кармане своей туники две скляночки с ядом. Их он должен был передать в руки принцессы Арианны, одной из самых прекрасных женщин Востока и в то же время самой хитрой и коварной интриганке своего времени. Молодой человек печально покачал головой. Ни старинные манускрипты, которые он с увлечением изучал в школе, ни даже мудрый учитель Сетимес не поведали ему, что в жизни всё порой очень перепутано: добро со злом, любовь с ненавистью, правда с ложью и подвиг с преступление ем. Часто даже нет времени, чтобы разобраться в этих коварных хитросплетениях судьбы. Надо действовать, идти к своей цели и отвечать за свои поступки перед людьми при жизни и богами после смерти. А ответов накапливается всё больше и больше... Вскоре несколько белоснежных чаек оторвали Риб-адди от тяжёлых размышлений. С гортанными криками они кружились в вышине. Молодой человек поднял голову. Ветер уже надул большой в красно-белую полосу прямоугольный, закреплённый на двух изогнутых реях парус финикийского торгового корабля, и гнал его безостановочно вперёд. Риб-адди тоже нёсся стремительно и неотвратимо на парусах своей судьбы. Юноша улыбнулся, отбрасывая невесёлые мысли, и подставил лицо свежему морскому бризу.

3

В Хаттусе, куда через месяц прибыл Риб-адди, стояла глубокая осень. Ячмень и полбу с соседних полей уже убрали. Гроздья тёмно-фиолетовых ягод тоже покинули виноградники, расположенные на южных склонах каменистых холмов. В полях и густых лесах, окружающих столицу царства Хатти, трубили многочисленные охотничьи рога. Местная знать от мала до велика занялась одной из любимейших забав. Царь Муваталли, несмотря на возраст и грузную фигуру, тоже по целым дням не вылезал из седла, гоняясь за оленями и горными козлами. С особым удовольствием он ходил на медведя: ему нравился поединок с рычащим огромным зверем. Здесь царь был воистину неподражаем. Никто кроме него не мог так ловко поймать момент, когда нужно было сделать решительный, последний шаг прямо под брюхо вставшего на дыбы животного и с силой вонзить острый железный наконечник рогатины прямо в сердце. В этот страшный момент, когда, казалось, царь хеттов был окончательно погребён под тушей огромного зверя, Муваталли, непринуждённо пригнувшись, словно ему всего двадцать лет, выскальзывал из-под огромных лап с чёрными когтями. Затем ревущий гигант хрипел и падал в конвульсиях к ногам бесстрашного охотника. После этого царь обычно гордо взглядывал на своих приближённых, сгрудившихся у него за спиной. Придворные неистово аплодировали или били мечами и копьями о щиты и доспехи.

В этот день, когда Муваталли уверенно завалил косматого серо-коричневого великана неподалёку от стен своей столицы, он повернулся к придворным, но буквально натолкнулся на острый, ироничный взгляд своей племянницы Арианны. Однако это не удивило царя. Правда, в огромных голубых очах красавицы мерцало что-то загадочное, одновременно притягивающие и настораживающее. Царь, несмотря на свой преклонный возраст, был красивым мужчиной и хорошо знал об этом. К тому же положение властителя огромной империи и слава непобедимого полководца делали его просто неотразимым для всех женщин, которых он когда-либо встречал. Красотки буквально вешались на его могучую шею. Муваталли к этому привык. К тому же он был уверен, что Арианна на самом деле не таит на него зла за то, что он овладел ею ещё совсем юной в тот злополучный вечер после бурного пира, в котором девушка, несмотря на свой возраст, участвовала очень охотно.

«Отдать свою девственность царю, что может быть почётнее для женщины?!» — думал про себя владыка страны Хатти.

То, что девица была его близкой родственницей, тоже особо не смущало Муваталли. Он, конечно, не фараон египетский, которым не в новинку жениться на собственных сёстрах, хотя бы и официально, но ведь племянница не такая уж близкая родственница. Такие мысли пронеслись в голове у развратного владыки за доли секунды, и он улыбнулся в ответ. Арианна внутренне торжествовала, Муваталли заглотнул наживку.

Вскоре они оказались в уютном охотничьем домике, стоявшем на краю густого леса, уже почти потерявшего свою листву. Через небольшие оконца, в которые были вставлены свинцовые переплёты с множеством квадратных стёкол, лился хмурый осенний свет. В большом камине горел огонь. Рядом на ложе, устроенном из свеженарубленных можжевеловых и сосновых веток с наброшенными на них медвежьими шкурами, лежал царь страны Хатти. Он и сам был похож на медведя, густо заросшего чёрными с сединой кудрявыми волосами. Муваталли, блаженно улыбаясь, смотрел, как обнажённая синеглазая красавица, привстав с ложа, наливает в два серебряных кубка вино из небольшого походного бурдюка, лежащего рядом на полу. Принцесса, заслонив своей упругой, большой грудью с острыми красными сосками, бокалы, в один из них ловко влила яд, полученный от Риб-адди. Яд этот действовал не сразу, но выпившая его жертва через сутки умирала.