Рамсес Великий - [111]

Вскоре молодой фараон уверенным шагом вышел из реки. Сначала он вознёс молитву Амону, а потом обратился к своим воинам:

— Мы оказались в сложном положении. Враг перехитрил нас и напал неожиданно, но мы должны выстоять. Надежда есть! Скоро подойдёт корпус Птаха, за ним Сета и мы покараем коварных хеттов. Держитесь, молодцы, и мы победим.

Фараон выглядел таким спокойным, от его огромной фигуры веяло такой несокрушимой мощью, что приунывшие воины вновь воспряли духом. В этот момент прибежал лучник из цепочки сторожевого охранения, выставленного на холмах, и доложил, что среди хеттского войска, грабящего лагерь египтян, творится непонятное.

— Кажется, на них кто-то напал с противоположной стороны, из-за леса! — возбуждённо кричал курчавый невысокий лучник.

Рамсес в сопровождении нескольких оставшихся в живых телохранителей поднялся на холм, где росло несколько кустов акации, фисташки и олеандра. Он стал пристально смотреть в сторону бывшего своего лагеря, где сейчас хозяйничали хетты.

4

В то время, когда хетты беспощадно громили войско фараона на равнине у Оронта, большой отряд египетских воинов двигался по узкой горной дороге, спускающейся с восточных отрогов Финикийских гор в долину. Они направлялись к Кадешу, где должны были соединиться с основной армией Рамсеса. В авангарде этого резервного финикийского корпуса шёл небольшой отряд лучников, насчитывающий пятьдесят человек. Его возглавлял Бухафу, бывший каменотёс и грабитель могил. Он степенно шествовал впереди своих подчинённых с командирским посохом в руках. За последний год армейской жизни Бухафу заметно пополнел, на его руках появились массивные серебряные браслеты, в правое ухо он вдел золотую серьгу с большим алым рубином.

— Оторвут тебе голову из-за этого камня, — ворчал художник Хеви, бредущий рядом и как всегда недовольный утомительным походом. — Надо же умудриться, целое состояние в ухо вдеть.

— Я сам кому хочешь оторву и голову, и всё остальное, что под руку подвернётся, — самодовольно отвечал Бухафу, корча страшные гримасы своим смуглым, гориллообразным лицом. Он очень стал себя уважать после того, как был назначен большим начальником.

За их спинами споро шагал медник Пахар. Он тащил луки своих приятелей и фляжки с водой и, вытирая пот со лба, с любопытством оглядывался по сторонам. Вокруг густой стеной росли цветущие кусты земляничного дерева, лавра, олеандра, миндаля. Тяжёлый аромат туманил голову. Раздавался мерный гул пчёл и шмелей, кружащихся над кустами. По-весеннему задорно и беспрерывно пели птицы.

Вдруг впереди раздался свист. Бухафу насторожился.

— Стой. Готовься к стрельбе! — приказал он своим лучникам, а сам быстро направился вперёд.

Каменотёс вышел на вершину холма. Там стоял воин из передового охранения, показывая рукой на расстилающуюся перед ним долину. Бухафу взглянул вниз и открыл рот от удивления. Перед ним простирался большой четырёхугольный египетский военный лагерь, ограждённый большими щитами и повозками. Сейчас там хозяйничали хетты. Шатёр фараона валялся на земле, по священной алой материи бесцеремонно топали ногами в грязных чувяках вконец ошалевшие от роскошной, дорогой добычи волосатые горцы с крючковатыми носами и вылезающими из орбит от дикой алчности чёрными, горящими глазами. Бедные жители горных селений и не подозревали, что можно золотыми пластинами обивать колесницы, не будучи фараоном, а просто командиром отдельных частей. Для египтян же это было вполне привычно. Начальник, а уж армейский и подавно, на то и начальник, чтобы как сыр в масле кататься! Хеттские воины носились, одурев от огромной удачи, свалившейся им на голову, прижимая к груди золотые и серебряные чаши, оружие, обильно украшенное драгоценными камнями, переступая через трупы людей или лошадей, скользя и падая в лужи крови или вина, вытекающего из разрезанных бурдюков или разбитых амфор, сталкиваясь, ссорясь, сцепляясь между собой, как дикие камышовые коты из-за пернатой добычи. А между своими воинами, превратившимися из грозных богатырей в жалкую кучку мародёров, метался Урхи-Тешуб, вконец охрипшим голосом призывая к порядку и продолжению битвы.

— Идиоты, кретины! — пинал он ногами воинов, которые боевыми топорами сдирали золото с колесницы. — А ну прекратите сейчас же, безмозглые скоты! Ведь сам фараон у нас под носом. Нужно только протянуть руку и схватить Рамсеса, как жалкого сурка. В строй, я вам говорю!

Принц выхватил меч и начал угрожающе им размахивать. Но не тут-то было. Обросшие чёрной, курчавой шерстью горцы заворчали, как потревоженные пещерные медведи, и направили свои топоры на своего командира. Теперь уже сыну царя пришлось отступать, проклиная всё на свете. В этот момент на хеттов обрушились египтяне, причём с запада, с холмов предгорий, где полчаса назад летали только дикие птицы да шныряли лисы и шакалы в поисках зайцев и перепёлок. Резервный финикийский корпус с ходу ударил в тыл мародёрам. Все, кто вовремя не побросал награбленное и не побежал из лагеря, были безжалостно вырезаны. Под бой барабанов и победные звуки труб египетские воины не только очистили свой лагерь от противника, но и кинулись в контратаку в просторное поле под стенами Кадеша, где сгрудились тысячи хеттских колесниц. Хетты никак не могли перестроиться и оторваться от так внезапно наступающего, появившегося словно из-под земли противника. Боевые повозки цеплялись колёсами и переворачивались, лошади запутывались в сбруе соседей и не могли ни развернуться, ни расцепиться.