Радуга в аду - [6]

Шрифт
Интервал

Вадим в новых джинсах сидел на полу, смотрел телевизор, когда в квартиру вошел отец, весь взволнованный — лишь глянул в комнату, где были бабушка и внук, и сразу в свою комнату прошел, затем в бабушкину. Слышно было, как он что-то ищет, на пол падали книги, отец ругался.

— Где?! — ворвался он в комнату. Взгляд нервный, — где? — повторил громче. Вадим оглянулся. Страшно стало. Отец зло смотрел на бабушку. Бабушка в кресле сидела, книгу читала.

— Что — где? — отложила она книгу.

— Что — где? — передразнил отец. — А то не знаешь, что — где. Где, спрашиваю? — рявкнул он так, что Вадим, вздрогнув, пошевелится боясь, замер и, чуть не плача, сидел, все как будто все телевизор смотрел. — Вот змеюка, — издеваясь, качал отец головой, — вот змеюка подколодная. «Что — где», — дразнился он, бешено дырявя бабушку взглядом, — а то ты не знаешь. Ведь ты, змеюка, всю мне жизнь поломала. Змеюка. Говори, где! — взревел он. — Говори!

— Не знаю, родной. Что ты.

— Что ты, родной, — дразнился отец. — Всю жизнь мне поломала. Шлюха ты кабинетная. Вот внук сидит, слушает, и тебе не совестно, шлюхе-то кабинетной. Не совестно ведь, признайся, глаза-то вон — корчит. Не знает она ничего. Дурочкой прикидывается. Я же из-за тебя инвалид. Я же из-за тебя больной. Ты, Вадим, слушай. Ты все слушай. Я из-за нее на бокс пошел, потому что у меня, вон, видишь, все лицо пятнами белыми — пигментация нарушена, с пяти лет все это, меня во дворе дразнили, били, я на бокс пошел, а она отпустила, иди, говорит, постой за себя. А мне там по голове. И ты, шлюха… Помнишь, как в милицию меня сдала — увидела меня за картами, когда я твои серьги паршивые проиграл, помнишь? Родного сына, в милицию, в воспитательных целях, — и ты мне про стыд говоришь, двенадцатилетнего сына — в милицию, у-у, шалава.

— Какие слова, да матери, — качала бабушка головой.

‑Да какая ты мать. Ты же сама в милиции, я все слышал, говорила, чтобы они там меня уму-разуму поучили. А то, что меня до гола раздели и водой холодной поливали… Шлюха! Тварь! Змея!!

— И не стыдно тебе, — все качала головой бабушка. — Я всю жизнь положила, чтобы тебя воспитать, чтобы из тебя человек вышел, ничего ж не пожалела, а ты — матери, и такие слова.

— Это мне-то стыдно? Да у тебя мужа-то никогда не было. Ты же шалава партийная. Кто отец-то мой, ты хоть знаешь? Шлюха! Где деньги? Где мои деньги! — отец замахнулся.

— Что ты, сынок.

— Она деньги мои ворует. Ворует мои деньги, — говорил он сыну, точно в свидетели того призывая.

— Да откуда у тебя деньги, — не выдержала бабушка. — Ты же не работаешь. Все же проиграл. Все проиграл. Все, что я зарабатываю, все же проиграл. Я же тебя от тюрьмы спасла…

— В психушку упрятав! Где деньги, змея! Получи! — отец пнул ее пяткой в голову.

— Ой! — вскрикнула бабушка, и не испуг был в ее глазах, а только какое-то удивление. Вадим закричал:

— Папа!

— Змея! — отец размахнулся и — кулаком бабушке в лоб.

— Ой… сы… ночек, — теперь был страх, но все какой-то тихий, беззащитный и все какой-то удивленный — не верящий.

— Где?

— Нету, сыночек…

— Скулишь? змеюка. Смерти моей хочешь! Ну, на тебе мою смерть, — развернувшись, отец всадил лбом в стену, — получи! — еще удар. — На! — он развернул разбитое, окровавленное лицо бабушке напоказ, — смотри, шалава. А теперь, мне конец, — он кинулся в кухню.

— Нет! Сыночек, нет! — бабушка кинулась к телевизору, достала откуда-то спрятанные там деньги, — сыночек, вот деньги. Сыночек! Вот!! — торопилась она на кухню, в вытянутой руке сжимая пачку денег, — вот!

Отец вернулся в зал. В руке был нож, уже занесенный, готовый вспороть вены левой руки.

— Нет, — в ужасе, бабушка тянула к нему руку с деньгами, — сыночек, не надо.

— Не надо, — скорчив рожу, передразнил отец. — Шлюха партийная, — он бросил нож на пол, вырвал из дрожащей руки деньги, и, как был — в крови — вышел вон из дома.

Вадим, как сидел, вцепившись пальцами в ковер, так и сидел, все глядя туда, где отец бился головой в стену — кровавый отпечаток на веселеньких, в цветочек, желтеньких обоях. Бабушка все так и стояла с протянутой, все сильнее трясущейся рукой. Ни звука не издала. Лишь с экрана телевизора все звучала игривая джазовая мелодия, и хитрый мышонок все строил козни глупому коту.

— Бабушка, — прошептал Вадим.

— Он убьет меня, — рука обмякла, бабушка нащупала кресло и грузно села. — Он обязательно меня убьет, — стонала она. — Нужно вызывать бригаду, звонить в больницу. У него обострение. Поживи со мной, — с болью глянула она на внука. — При тебе не посмеет. Мне страшно, — совсем без сил проговорила она. — Он так сильно меня бьет, и все по голове, за что он меня ненавидит, за что? Убьет, — бормотала она, щурясь от боли.

— Нет! — в смелом порыве воскликнул Вадим. — Я сам его убью.

— Ты что! — бабушка глянула на него. — Ты что такое говоришь. Как ты можешь такое говорить про отца.

— Убью, — совсем осмелев, повторил Вадим, даже кулачком потряс.

— А может, сын мой и прав, — вдруг вкрадчиво произнесла бабушка. — Может, ты не его сын. Сын никогда так про отца не скажет.

— Что ты, бабушка, — растерялся Вадим, — он же… он же тебя по голове.


Еще от автора Денис Леонидович Коваленко
Татуированные макароны

Сенсация Интернета — «Татуированные макароны». Скандал Интернета — «Gamover». Роман одного из самых ярких авторов российского поколения «Next». Роман, в котором нет ни ведьм, ни колдунов, ни домовых. Роман, где обманщики и злодеи несчастны, богатые не в силах выбраться из тупика, а если герой вдруг оказывается счастливым, то получается неправда. Но выход все равно есть…


Хавчик фореве...

2004 год. Двадцатидвухлетний провинциал Макс намерен покорить Москву, как некогда бальзаковский Растиньяк — Париж. Чувствуя, что в одиночку ему не справиться, он вызванивает в столицу своего лучшего друга Влада. Но этот поступок оказывается роковым. Влад и Макс — абсолютные противоположности, юг и север, пламя и лед. Их соприкосновение в тревожной, неустойчивой среде огромного города приводит к трагедии. «На ковре лежал Витек. Он лежал на боку, странно заломив руки и поджав ноги; глаза его остекленели, из проломленного носа еще вытекала кровь»… А может быть, Влад и не существовал никогда? Может быть, он лишь порождение надломленного Максова рассудка, тлетворный и неотступный двойник?… Наотмашь актуальный и поразительно глубокий психологический роман молодого писателя Дениса Коваленко (Липецк); Достоевский forever.


Рекомендуем почитать
Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.


Неудачник

Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.


Избранное

Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Незадолго до ностальгии

«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».