Радость и страх - [40]

Эдит уже встретила старых знакомых - полковника Куэра с женой - и не замедлила завязать новое знакомство - с юристом по фамилии Принс и его двадцатилетней дочерью. Юрист, полковник, жена полковника встречают их с распростертыми объятиями - ведь они все приехали сюда в поисках разнообразия. На их лицах, словно крупный красный заголовок, напечатанный поверх мелкого шрифта их повседневной жизни, осторожной и замкнутой, явственно читаются их желания. Они хотят разнообразия, хотят наговориться, дать себе волю.

И вот - решено: Куэры, Принсы и Эдит с Табитой будут сидеть за одним столом. "Это очень веселый стол - все говорят, улыбаются, все проявляют живость характера, свойственную им, возможно, десять лет назад, а возможно, и никогда. Эдит подтрунивает над мужчинами в том стиле, что был, вероятно, принят в Фруд-Грине в восьмидесятых годах, когда она там слыла первой красавицей. Миссис Куэр щебечет о мечте своей юности и о своих двух детях, точь-в-точь как школьница - даже не верится, что у нее вообще есть дети. По ее словам, она мечтала о сцене, а в детях она разочаровалась такие они скучные, неповоротливые. "Девочка хорошенькая, но, по сути, недалекая; мальчик неглупый, но ничем не интересуется". Мисс Принс, дочка юриста, миловидная, но нескладная и смутно сознающая свою нескладность, возбужденно ерзает на стуле и восклицает: "О да!" и "О нет!", горя желанием участвовать в разговоре.

И в праздничной этой атмосфере новые знакомства быстро набирают силу. На следующее утро Эдит исчезает с юристом - он будет учить ее играть в гольф. Полковник увлекает мисс Принс к морю - собирать ракушки. Миссис Куэр и Табита, вполне довольные отсутствием мужчин, заводят долгую беседу о детях миссис Куэр.

И Табита, исполненная интереса и сочувствия, то и дело ахает: "Удивительно!", "Нет, вы подумайте!", "Да, дети - странные создания".

Сама она, всегда любившая общество, теперь, для разнообразия, наслаждается одиночеством. Когда миссис Куэр уходит писать письма, она одна гуляет по берегу и, глядя на бессчетные маленькие серые волны под ясным бледным небом, радостно думает: "Какое счастье наконец-то побыть одной. Как покойно. Я и забыла, что такое покой. Век бы отсюда не уезжала".

Вечером, пока юрист учит Эдит играть на бильярде, она слушает рассказы полковника об охоте на тигра, замирая при мысли об опасностях, которым он подвергался. Она поражается, как могла миссис Куэр растить детей в Индии с ними и в Англии достаточно трудно.

Они даже беседуют о политике. Полковник Куэр идет против течения. Война в Южной Африке, говорит он, была навязана Англии, это было несчастье. Империя - страшная ответственность. "Я не боюсь победы либералов, заявляет он смело. - Англию нужно пробудить от спячки".

- Вот и я так считаю! - восклицает Табита в радостном изумлении. - Мы спим. Спим до безобразия крепко. - Ей приятно говорить о политике с этим милейшим полковником, пока Эдит флиртует со своим юристом и нацепляет на себя все более яркие кофты.

Затем прибывает знакомый Куэров, молодой человек, фамилия его Бэрн, он смуглый и некрасивый, но такой веселый и живой, что невольно вызывает симпатию. За завтраком, когда Куэры что-то внушают Табите, она замечает, что глаза Бэрна смеются. Она не знает, что его насмешило, но улыбается.

А на следующее утро, рано спустившись в холл и застав ее там одну, он говорит смело: - Восхищаюсь я тем, как вы терпите старика Куэра.

- Но, по-моему, он очень милый, а вам не кажется?

- Доброта добротой, но просто поражаешься, как может человек изо дня в день твердить одно и то же.

Он обращается к Табите как к женщине, подобно ему повидавшей свет. Сам он сейчас в отпуске, работает на строительстве железной дороги в Египте. Вращался в официальных кругах. - Так приятно встретить здесь живого человека. Как эти несчастные женщины глазеют на ваши туалеты! - Он громко смеется. - Между прочим, вы здесь купаетесь?

- Я обожаю купаться. Просто обожаю.

И поскольку Эдит по-прежнему каждое утро играет в гольф, они идут купаться вдвоем. Бэрн, оказывается, замечательно прыгает в воду с вышки. Он обучает Табиту прыгать ласточкой.

Потом они гуляют за дюнами, и Бэрн, радуясь собеседнице, умеющей слушать, пускается в рассуждения. Он утверждает, что война в Южной Африке, хоть и была нам навязана, оказалась вопреки распространенному мнению катастрофой. Империя, которую в Англии считают великим достижением, на самом деле тяжкая ответственность. Необходимы реформы, новый подход. Он всей душой за либералов. Пенсии по старости, даже право голоса для женщин, разве это плохо? И громко вопрошает: - Почему хотя бы не попробовать? Не рискнуть? Перемена нам не повредит.

Словом, он исповедует обычные взгляды молодого человека своего времени. Ему надоело старое правительство, старые идеи, подавай ему новое. Табита уже слышала это, и много больше, его планы кажутся ей весьма скромными. Она слышала, как Мэнклоу ниспровергает монархию, частную собственность, брак, даже род человеческий. Она знает точку зрения консерваторов в изложении старого Дьюпарка - не как требование, чтобы богачи оставались богатыми, а бедняки по-прежнему им подчинялись, но как жизненную философию. Она хорошо помнит, как этот старик, сам такой бедный, рокотал басом: "Удивительно, как мы вообще еще существуем. Просто чудо, что где-то на свете еще есть мир, и порядочность, и то, что мы зовем цивилизацией. Ради всего святого, не раскачивайте лодку, море-то глубокое, а если я верю в прогресс, так разве что у акул - они плавают все быстрее". Но про себя она думает: "Такие люди, как Куэры и Бэрн, стоят десятков всяких Мэнклоу, и Дьюпарков, и Булей. Они хоть верят во что-то, они помогают жить".