Радиус взрыва неизвестен - [87]

— Это я сделаю сам! — твердо сказал Сиромаха.

Я увидел в руках у него злополучную «кошку».

Теперь «кошка» была обмотана тряпками, только острые зубья ее виднелись из-под тряпья. «Так будет бесшумнее», — подумал я.

Сиромаха метнул «кошку» с привязанной к ней веревочной узловой лестницей; «кошка» перелетела через стену и глухо ударилась о кирпичи. Сиромаха потянул. Подошел Володя, перехватил из рук Сиромахи лестницу, подпрыгнул и повис на ней всем телом. Раньше, чем я успел сказать, что это неосторожно, опасно, неразумно, то есть одно из тех слов, что у меня были в запасе, чтобы остановить увлекшихся людей, Сиромаха вдруг перехватился раз, другой руками и оказался на стене. За ним последовал Зимовеев.

Сиромаха задержался на стене — опускал вторую лестницу, — а Зимовеев уже исчез по ту сторону, за ним исчез и Сиромаха. Тут Володя сунул мне в руки жесткую, ворсистую веревку, уколовшую мне ладони, буркнул: «Держите! Одни они не справятся!» — и полез вслед за ними, а я, только еще собиравшийся с мыслями, чтобы отговорить их от опасного предприятия, уже стал сообщником. Я держал лестницу, чтобы она не качалась, не билась об стену, а Володя уже перелезал через стену. Но вот лестница ослабла. Володя исчез.

Шофер сидел в машине, словно спал или нарочно закрыл глаза. Мне страстно захотелось увидеть, что же происходит за стеной. Я попробовал подтянуться на лестнице, но она моталась из стороны в сторону, и меня крепко ударило о стену. Я попросил шофера:

— Товарищ водитель, подержите лестницу.

— Ни, я из другой части, — равнодушно ответил он.

Я стиснул зубы и полез. Меня било, мотало, колотило, белило мелом, осыпало красной пылью там, где я слишком близко соприкасался с кладкой, но я все-таки сел на гребень и заглянул через стену. Еле видимые тени вылезали из глубокого рва к подножию обители. Вот они остановились под третьим с краю окном, прислушиваясь к монастырской тишине. Затем Володя — я узнал его по росту и широким плечам — отделился, встал на самый край рва, что-то засвистело в его руках, и тонкий клубок шнура с привязанным на конце мягким шаром взвился в воздух — он был отчетливо виден на белой стене, — как свистящая змейка. Шар взлетел до уровня третьего этажа и мягко упал в открытое окно.

В ту же минуту чья-то рука выбросила шар обратно; шнур, сплетаясь в комок, повалился вниз; из окна высунулась простоволосая старушечья голова, и хриплый голос произнес надрывным шепотом:

— Нема Софьюшки, нема! Увезли в скит на Громовицу!

И произошло так, будто этот старческий шепоток прозвучал громче трубы иерихонской; сразу начали хлопать окна, послышались встревоженные женские голоса, и в то же время на колокольне монастырского храма ударил набат.

— Бегите, хлопцы, бегите! — прохрипел старушечий голос, потом голова исчезла.

Послышалось падение тяжелого тела, в окно выглянули сразу несколько голов, и я мог бы поклясться, что одна из них была мужская, и скорее всего господина Джаниса. А сзади, на пешеходном мосту, уже слышался топот, такой слитный, будто это одно длинное черное тело перебирало множеством ног, и мост осветился фонариками, факелами, словно там только и ждали сигнала, чтобы принять участие в облаве.

Сиромаха, Зимовеев и Володя взлетели на стену, волоча за собой веревочные лестницы, шнур с мягким шаром на конце, и я поторопился уступить им дорогу. Обрывая кожу с ладоней, я вдруг оказался внизу; тут меня впихнули в машину, шофер включил мотор, и «газик» ринулся вдоль стены в гору, туда, где все еще царила спасительная темнота, где не было ни людей, ни домов, ни огней.

Володя сматывал тянущийся по земле за машиной шнур. Зимовеев, перебирая лестницы, проворчал:

— Одну оставили!

— Это на стене, — устало сказал Володя. — Ну черт с ними, пусть приобщат к вещественным доказательствам. Я думаю, они еще будут ее продавать по кусочкам, как свидетельство чуда.

Сиромаха молчал.

И тогда я, которому так хотелось предостеречь молодых людей от опасных поступков, я, который был всех старше и, как мне думалось, опытнее, если не умнее, буркнул:

— А все-таки мы их перехитрили! Мы узнали, где Софья.

— Что? Что вы сказали? — вдруг повернулся ко мне Сиромаха, и я увидел его блестящие, мокрые глаза. — Что мы узнали?

— Я говорю, что мы узнали, где Софья! — весело и зло закричал я. — Разве вы не слышали? Старуха крикнула, что она в скиту на Громовице!

— В скиту! Но почему же мы не поняли? Она что-то прошептала сначала, потом закричала: «Бегите, хлопцы!»

— Черт возьми! Вы же были внизу, а я сидел на стенке, как раз против окна. Я-то слышал явственно. Она сказала: «Нема Софьюшки, нема! Увезли в скит на Громовицу!» Даю голову на отсечение!

— Зачем же такую голову отсекать! — закричал Зимовеев и вдруг чмокнул меня прямо в губы. Машину как раз толкнуло, и он чуть не откусил заодно и мой нос. — Нет, такая голова нам еще пригодится! — все веселее кричал Зимовеев, а Сиромаха только смотрел на меня блестящими глазами, и они словно бы светились в темноте.

Зимовеев потянулся, хлопнул шофера по плечу.

— А ну, теперь давай в город. Да побыстрее! А то еще, чего доброго, монахини на всех въездах поставят патрульных! Тут-то мы их тоже перехитрили. Они думали, мы кинемся обратно, там они нас и сцапают, а мы чуть не из другой республики въедем.