Радищев - [41]

Толпы народа, одетого в праздничные платья, песенники в шлюпках и по берегам реки, пушечная пальба, фейерверки, искусственно созданные деревни, рынки, переполненные товарами, дома, украшенные цветами и гирляндами, большие стада, сгоняемые во время проезда императрицы, — все это должно было свидетельствовать о богатстве страны, о довольстве ее жителей.

Нетрудно себе представить, с каким справедливым гневом и негодованием слушал Радищев рассказы о путешествии Екатерины, а может быть, и читал о нем в льстивой сусальной книжонке «Путешествие ее императорского величества в полуденный край России».

Интересное и поучительное совпадение во времени двух путешествий! Одно из них, действительно совершенное, — низкая ложь, обман, лицемерие; другое — плод творческой мысли и опыт совестливого сердца, — беспощадная правда жизни…

Таковы примерно итоги литературной деятельности Радищева за десятилетие, начиная с 1780 и кончая 1790 годом.

Этой своей деятельностью Радищев не только продолжал и углублял радикально-демократическую направленность мысли передовых русских людей 60—70-х годов, но и придавал ей новые качества. То, что десять, двадцать лет тому назад имело характер «теоретического бунта» — в произведениях Десницкого и Козельского, приобретало теперь, в деятельности Радищева, характер революционной пропаганды, революционной борьбы.

Мировоззрение Радищева в эти годы сложилось окончательно: это было боевое, действенное мировоззрение революционера, мировоззрение, идейной основой которого были материалистические положения и которое нашло свое выражение в бессмертной книге «Путешествие из Петербурга в Москву».

И в эти годы он был не одинок, но теперь уже он занимал ведущее место среди передовых людей России по глубине и последовательности своего революционного мировоззрения, по силе и яркости своего таланта.

Кого же следует вспомнить из числа передовых русских людей 80—90-х годов XVIII столетия, каких смелых «правдолюбцев»?

Еще в 1775 году, вскоре после подавления Пугачевского восстания, некий Николай Колычев подал Екатерине записку об учреждении «некоторого порядка» в России. Екатерина, ознакомившись с запиской, приказала «персонально испытать» «поведение и свойства сего человека».

После этого «испытания» Колычев вынужден был просить о пострижении его в монахи!.. Екатерина разрешила ему это с тем, чтобы за ним следили и не позволили ему иметь чернила и перо и чтобы он «жил навсегда безвыходно в том монастыре…»

Н. И. Новиков

В 80-е годы поборником свободы выступил и поручик Федор Кречетов, посаженный в крепость в 1793 году.

В 1785 году он организовал общество с широкими просветительными задачами, то-есть занялся практической пропагандистской деятельностью. Общество просуществовало несколько лет.

Кречетов был обвинен в тяжких преступлениях.

Доносчик писал о нем, что он, «негодуя на необузданность власти, возвращает права народу». О Екатерине Кречетов говорил, что она, «впавшая в роскошь и распутную жизнь, недостойна престола». Он задавался целью избавить народ «от ига царского, в котором поныне по слепоте своей страдают…»

Во время следствия по делу Кречетова выяснилось, что он хотел открыть школу для мужчин и женщин, с тем чтобы лучших учащихся посылать в губернии «и таким путем устроить в России вольность…»

Кречетов предрекал восстание народа в России, которое может «разрушить все власти в мгновение ока…»

Близким знакомцем Радищева в годы работы над «Путешествием» был Денис Иванович Фонвизин. Разбитый параличом, находящийся под пристальным и строгим надзором, он все еще блистал живым и острым умом, разил беспощадной иронией.

Как и Радищев, он придавал высокое значение долгу писателя, называл писателя «стражем общего блага». В одном из писем Стародума он утверждал, что писатели «имеют долг возвысить громкий глас своп против злоупотреблений и предрассудков, вредящих отечеству, так что человек с дарованием может в своей комнате, с пером в руках, быть полезным советодателем государю, а иногда и спасителем сограждан своих и отечества». И эти взгляды представлялись Екатерине опасными, «крамольными».

Грозные тучи собирались над головой еще одного замечательного современника Радищева.

В апреле 1792 года Екатерина подписала указ об аресте Николая Ивановича Новикова. Новиков без суда был приговорен к пятнадцати годам заключения в крепости. Имущество его было взято в казну. Екатерина приказала «предать огню все без изъятия» книги, изданные Новиковым, которые, по отзыву архиепископа Платона, обследовавшего по приказу Екатерины издательскую деятельность Новикова, были «самые зловредные, развращающие добрые нравы и ухитряющие подкапывать твердыни святой веры…»

Так была задавлена жизнь еще одного человека, вскрывавшего перед читателем общественные язвы русской жизни, высмеивавшего увлечение всем иностранным, разоблачавшего недостатки управления и особенно правдиво и остро показывавшего положение замученного нуждой и произволом крепостного крестьянина.

«Новиков, — писал Ключевский, — по-своему понимал задачи печатного станка и повел свое дело так, что в его лице русский издатель и книгопродавец стал общественною, народно-просветительною силой, и постигшая Новикова катастрофа произвела на русское образованное общество такое потрясающее впечатление, какого, кажется, не производило падение ни одной из многочисленных «случайных» звезд, появлявшихся на русском великосветском небосклоне…»