Радиосигналы с Варты - [85]

После обеда Фриц вошел во двор хутора через главные ворота. Это удалось ему не сразу, так как путь преградил огромный пес, рвавшийся с цепи. Ворота хлева были распахнуты настежь, доносился крепкий запах навоза. Не задерживаясь, Фриц сразу же прошел на кухню, где встретил статную, но уже потрепанную жизнью женщину лет сорока. Вероятно, это была хозяйка. На слова Фрица, что он хотел бы поговорить с хозяином, она ответила, что хозяин сейчас находится в поле, но, если нужно, она может его позвать. Пригласив гостя в комнату, женщина ушла, оставив Фрица одного.

Комната была обставлена мебелью из добротного дерева, на одной стене над софой висели оленьи рога, а на противоположной стене — картина в золоченой раме. Нечто подобное Фрицу уже приходилось видеть в домах богачей. С чувством осторожности, а как не быть осторожным человеку, проведшему в лесу не одну неделю, он вступил на разостланный на полу ковер. Увидел на столе корзину с яблоками, блюдо со сладостями, и в тот же миг в желудке начались спазмы, а рот наполнился слюной. Фриц закурил и опустился на краешек софы.

Вскоре пришел хозяин, громадного роста, с лошадиным лицом и густой седеющей шевелюрой мужчина, намного старше своей жены. Он посмотрел сверху вниз на вставшего с софы гостя и довольно холодно спросил, что, собственно, стряслось, что его с работы вызывают домой.

— Давайте присядем, — предложил хозяину Фриц, которому не хотелось, чтобы на него смотрели свысока. — А что касается вашей работы, то она никуда не убежит. Иногда бывают дела и поважнее.

— Для разговоров имеются вечера, когда работа закончена, — наставляющим тоном проговорил хозяин. — У нас сейчас жатва, и мне нужно присматривать за бабьем, чтобы они не увиливали от работы, так что уж выкладывайте побыстрее, что там у вас.

Грубый тон хозяина раздражал Фрица. Ему совсем не трудно было представить себе, как тот обращается с поденщиками, когда те по какой-нибудь причине оказываются у него дома. Одновременно с этим Фриц понял, что хозяин принял его за равного и потому говорит с ним по-своему, на равных.

— Я не привык разговаривать стоя, — холодно проговорил Фриц, — к тому же я не ваш подчиненный. Я, собственно говоря, хотел бы поинтересоваться, как тут у вас живут люди и как они дальше собираются жить. У вас, видимо, на этот счет имеется собственное мнение?

— Мое личное мнение никого, кроме меня самого, не касается. Я вас еще раз спрашиваю: кто вы такой и что вам от меня нужно?

Фриц нарочно не торопился удовлетворять любопытство хозяина. Он не спеша сунул в рот сигарету, затем положил пачку на стол, а уж затем задумчиво зажег спичку и прикурил.

— Я уполномоченный Национального комитета «Свободная Германия», — спокойно заявил он. — Сейчас нас интересует ближайшее будущее, потому что очень скоро фашизм будет разгромлен…

Медленно, словно придавленный какой-то тяжестью, хозяин опустился в кресло. Его жесткое, волевое лицо так побледнело, что сквозь загар проступили веснушки.

— Боже мой, — испуганно прошептал он. — Неужели наши дела так плохи?

— Войска Советской Армии уже стоят у берегов Вислы. Их очередное наступление пройдет по этим местам.

Фриц снова уселся на софу и, положив ногу на ногу, чего-то ждал. Он немного удивился тому, что хозяин хутора поверил ему с первого слова. Хозяина можно было принять за мелкого доносчика, однако на убежденного фашиста он тоже не походил, так как в таком случае он вел бы себя совсем иначе.

Через минуту Фриц заметил, что хозяин хутора внимательно разглядывает его. Видимо, он мысленно раздумывал над тем, откуда мог появиться этот хорошо одетый господин, но никак не мог отгадать.

— Прежде чем русские придут сюда, я всему положу конец, и только. — Хозяин опустил свои сильные руки на колени, а затем перевернул их ладонями кверху. — Вот, посмотрите на мои руки. Я всю свою жизнь работал…

— И заставлял других работать на себя, — добавил Фриц. — И не без пользы для себя, следует сказать. К тому же на вас работали не только бедняки, но, например, и военнопленные. Всем, конечно, известно, что до смерти вы ни одного из них не замучили. И тем не менее вы все же не считали их людьми, верно? Ваше хозяйство, так сказать, выросло, разрослось…

— Откуда вы пришли? Кто вас послал? — спросил хозяин хутора, стискивая голову руками.

— Мои друзья, — сказал Фриц, чувствуя, что ему скоро удастся повлиять на хозяина хутора, — беседовали в соседнем селе с немецкими крестьянами, которым было прямо-таки стыдно за дела и поступки других немцев, иначе говоря — за фашистов. Можно сказать, что у этих крестьян появились, так сказать, слабые проблески совести. С вами лично дело обстоит несколько иначе. Вы испытываете страх, потому что поступали нечестно. Но если вы боитесь, то почему боитесь только Советской Армии? Почему вы не боитесь гнева польского народа, который со временем потребует возмездия; почему не боитесь гнева тех немцев, которых преследовали при фашизме? А они, как вы можете судить по моему появлению, вернутся, поскольку многие из них живы.

— Заранее всего предусмотреть невозможно, — заметил крестьянин. — Вот вы тут упоминали о военнопленных, говорили о несправедливости. Без рабочих рук мне никак не обойтись. Хозяйство всегда рабочих рук требует. Иначе как я мог бы выполнять план по поставкам? А тут на каждом углу кричат, что, мол, русские не берут пленных, а сразу же в расход пускают тех, кто попал в их руки, а раз это так, значит, русским пленным у нас не так уж и плохо.