Радиосигналы с Варты - [32]

Командиры давно уже ожидали фашистского наступления. Беспокоила только необыкновенно долгая подготовка к нему. Или они медлят, потому что боятся боя на незнакомой лесистой местности? Ганич опроверг это предположение. По его мнению, либо армейское командование, полиция и жандармерия никак не могут выработать единой тактики действий, либо они ожидают приказ высшего начальства.

— А почему они никак не могут решиться? — спросил Анатолий Невойт и сам же ответил: — Потому что они метят именно на мою группу. А точнее, на наших немецких товарищей. — Он тяжело вздохнул, что с ним случалось очень редко. — У меня камень с плеч упадет, когда я наконец переправлю их через границу и выеду на дорогу. Я и сам с большим удовольствием отправился бы на запад сегодня, чем завтра. Но сначала нужно дождаться возвращения наших разведчиков.

Когда Невойт сказал, что он намерен переместить место стоянки своего отряда дальше на северо-запад, ближе к пруду, Ганич что-то недовольно пробормотал про себя, но открыто не возразил. Гора, как человек осторожный и холодный, поддержал предложение; сам он со своими людьми пока оставался с польским батальоном.

Вечером того же дня, часов около восьми, Невойт принялся осуществлять свой план. А спустя часа два произошел один инцидент. Немецкие антифашисты как раз закончили чистить свое оружие, когда неожиданно раздались три винтовочных выстрела — условный сигнал, оповещавший о внезапном приближении противника. Куприянов приказал быстро седлать лошадей и через пять минут выступать. Потом выяснилось, что тревога была поднята напрасно. Взвод Армии Людовой пересек поляну в направлении родника. Но поскольку польские солдаты были одеты в гитлеровскую форму, дозорные приняли их за солдат противника.

Куприянов сразу же напустился на партизан. Резкость, с которой он говорил, выдавала скрытую нервозность, охватившую, по-видимому, всех. Приказ об отправлении был воспринят всеми с чувством облегчения.

Нестройной колонной двигались партизаны по темному лесу. Они обогнули широкую, разъезженную повозками лесную дорогу и скрылись в густой листве деревьев. Немецкие товарищи держались возле своего багажа, который тащили на тележке две лошади. И лошадей и тележку предоставил в их распоряжение Невойт. Лошадей выпросили у советских партизан.

С этой поклажей с самого начала была одна морока. В надежде на лучшее антифашисты набрали с собой слишком много груза, хотя ничего лишнего у них не было. Гражданская одежда, например, могла понадобиться в самое ближайшее время. Листовки и другие материалы для ведения пропагандистской работы были им не менее нужны, чем неприкосновенный запас консервов и медикаментов.

Было темно. Колонна двигалась в глубоком молчании. Тихо поскрипывали колеса повозки, переваливаясь через корни. Спустя несколько часов справа показалась длинная вереница домов какой-то деревни. Ни в одном окне не было света. А потом снова начался лес.

Незадолго до полуночи добрались до ущелья, и капитан Невойт разрешил сделать короткий привал. Все собрались вокруг радистки Наташи, которая привычными движениями настраивала свою рацию. Ровно в 24 часа начало передавать последние известия Московское радио. Прослушав передачу, все углубились в свои мысли. Тихо, чуть слышно, солдаты напевали партизанские песни.

После привала Невойт приказал двигаться дальше, разбившись на группы. Утром 25 августа достигли участка леса с густым подлеском. Здесь капитан предполагал разбить новый лагерь. Прежде чем разрешить партизанам устраиваться «по-домашнему», он приказал немецким антифашистам немедленно закопать часть их поклажи, которая не понадобится им в течение дня, и ни в коем случае не выкапывать ее до следующей ночи. Потом он выставил удвоенные посты, отправив несколько человек на опушку леса.

Этот и следующий день прошли без происшествий. Но Невойт не предавался праздности и сам не давал себе покоя. Немецкие товарищи, как и партизаны, находились под его неусыпным контролем. Он и Куприянов проверяли снаряжение, состояние оружия, боеприпасов и обуви. Монотонно тянулось время в лагере. Желая заняться чем-нибудь полезным, Макс и Фриц последовали совету командира и начали мастерить из ремней лямки для ношения своих тюков на спине. Вечером тюки вынимали из земли, а утром их снова закапывали.

Макс явно скучал. Его живая натура жаждала кипучей деятельности, новых впечатлений. Он бы с удовольствием побродил по лесу или поискал в лагере интересного собеседника, но это было запрещено. Он не мог даже читать. Андре взял из Москвы кое-что из пропагандистских трудов, чтобы быть во всеоружии, если они натолкнутся в лесах на дезертиров вермахта. Но и эти книги тоже лежали в земле на метровой глубине. Макс считал, что Невойт явно перестраховывается, поэтому был особенно рад, когда вечером 26 августа командир разрешил разжечь костер и всем собраться вокруг него. Он принес с собой чай и сигареты.

Время за разговорами прошло незаметно. Костер догорел, и только сухой мох тлел и дымил, отгоняя несносных комаров. Вдруг ветви кустов раздвинулись, и в освещенный костром круг вступила чья-то темная фигура. Пришедший по-польски пожелал им доброго вечера. Он уже был в лагере; партизаны называли его Рыбаком, потому что все свое время он проводил за ловлей карпов на прудах. Этот промысел помогал разнообразить скромную партизанскую пищу.