Радим - [21]

— И что в такой ситуации должен делать я?

— Смотреть в оба глаза, а когда придет срок, погибнуть вместе со мной или помочь мне тащить мерзавца. Это василиска или демона можно зачаровать и заставить идти своими ногами, куда тебе нужно. Мага, если он не согласится идти сам, придется нести.

— Можно убить его прямо на месте, — предложил Аосто. Больцано усмехнулся и ничего не ответил.

След бегущего колдуна отчетливо просматривался в чистом воздухе. Здесь он чего-то испугался и шарахнулся в сторону, а быть может, нарочно оставил метку — на случай, если неопытный преследователь собьется со следа. Тут отдыхал, баюкая сбитую в кровь ногу, вливал в нее новые силы. До чего же хорошо он притворяется слабым и испуганным! Рядовой волшебник, пожалуй, и не понял бы, с кем имеет дело, решил бы, что гонит обычного преступника, маньяка-убийцу, который пачкает окрестности грязными мыслями, не понимая, что тем самым приближает свой конец. Но под всеми мелкими ухищрениями Больцано ощущал копящуюся силу, готовую ударить слишком упорного преследователя.

Поросшая кустарником пустошь давно кончилась, беглец свернул в лес, где след его был виден не только магическому взору, но и всякому, имеющему глаза.

— Какая маленькая нога… — удивился Аосто, разглядывая вмятину, отпечатавшуюся на берегу ручья. — Он что, карлик?

— Запросто может быть, — согласился Больцано. — Среди темных чародеев много уродов и калек. — Он помолчал и честно добавил: — Среди светлых их тоже немало. Физическое уродство вообще усиливает способности к колдовству. Кое-кто даже пытался выращивать магов, калеча детей. Вот только если этим занимался темный чародей, выращенные им волшебники, все как один, становились светлыми. И наоборот…

— Неужели добрые волшебники тоже способны калечить детей? — спросил Аосто.

— Добрых волшебников не бывает, во всяком случае, среди боевых магов. Когда всю жизнь сражаешься, трудно оставаться добрым. А истории об искалеченных детях сохранились только в преданиях, этот путь ведет в никуда. Выросшие ученики первым делом мстят учителю за свое уродство.

Больцано неожиданно замолк, затем решительно сказал:

— Ночуем здесь.

— Но мы уже почти догнали его. След совсем свежий.

— Вот именно. Через полчаса мы догоним его. Уже темнеет, а драться ночью даже с самым ничтожным темным магом мне бы не хотелось. Если ему угодно, пусть нападает он.

— Костер разжигать будем?

— Конечно. Я чувствую противника, и, полагаю, он чувствует меня. Пусть видит, что мы его не боимся. К тому же обороняться у огня проще. Живой огонь не бывает темным или светлым, он всегда на стороне того, кто его разжег.

Аосто срубил пару сухостойных деревьев и ловко развел костер. Магической помощи Больцано он не просил — зачем, если можешь все сделать сам? А магу нужно беречь силы для завтрашнего поединка.

— Если хотите, — предложил Аосто, — можете спать. Я покараулю.

— Мне сегодня спать не придется, — ответил Больцано. — Да и тебе не советую, а то можно ненароком не проснуться. Чует мое сердце, наш темный приятель собирается пощупать, кто мы такие и можем ли за себя постоять.

— И все-таки кто бы это мог быть? — задумчиво произнес Аосто. — Карликов в округе нет… В Поручинках живет горбун-сапожник, но он почти нормального роста, а нога у него — вот такая, больше моей. Пришлых, конечно, много, на дороге стоим, но и там карлика бы заметили. Бродячий цирк проезжал, но у них была только волосатая женщина и человек без костей, который сам себя в узел завязывал. Я вот думаю, не могла ли это быть волосатая баба? Борода у нее окладистая, руки — в шерсти, а какие ноги — припомнить не могу. У женщин иной раз очень маленькая ножка встречается. Только зачем ей трактирщика убивать? Я даже не знаю: останавливался цирк на постоялом дворе или ходом прошел.

— Завтра узнаем.

— А женщины магами бывают?

— Бывают. Но редко. И только темными. Это понятно, если в женщине светлая сила проснулась, она ее на детей тратит, на внуков и правнуков. А что останется — на целительство уходит. Травницы из них хорошие. А женщина боевой маг — всегда темная.

— Не знаю, как с женщиной воевать…

— Так же, как с мужчиной. Не беспокойся, она тебя не пощадит… Больцано резко умолк и поднялся на ноги. Аосто вскочил следом.

Несколько секунд Больцано вглядывался в сгущающийся сумрак, затем довольно кивнул:

— Ползут, родимые…

Кто ползет, Аосто не спрашивал, понимал, что сейчас напарника нельзя отвлекать. Но раз ползут — значит, опасность в траве или же в ветвях деревьев… по деревьям тоже можно неплохо ползти. Аосто ждал, напружинившись, обнажив шпагу — символ судебной власти, но ничего не мог заметить. Полная тишина… лес замер в осеннем безветрии, когда нет ни птиц, ни даже комаров и ни единая травинка не шелохнется среди всеобщего покоя.

— Попались… — мурлыкнул Больцано под нос, потом добавил, обращаясь к Аосто: — Не двигайся, а то наступишь нечаянно — сапоги испортишь. Сами они уже не нападут, но все равно твари опасные.

Аосто стоял столбом, не смея переступить с ноги на ногу.

Больцано тем временем раскрыл мешок, достал скляницу с притертой пробкой, присел на корточки и выхватил что-то из травы у самых ног ждущего Аосто. Обычный человек так поднимает горящий уголек, выпавший из открытой печки: схватил, подкинул на ладони и, прежде чем успел обжечься, отправил обратно в печь. Колдовских угольков оказалось три, и все они вскоре очутились под стеклянной пробкой.