Радикалы и минималисты - [16]

– «Пес-призрак: путь самурая» называют черной комедией, а вас самого зачислили в необитники…

– Все эти классификации мне смешны. Если говорить о комедии, мое отношение к юмору лучше всего выразил Оскар Уайльд: жизнь слишком важна, чтобы принимать ее всерьез. Что касается битников и прочего… Я не люблю движений, не признаю «волн» в культуре. Культура – это океан, где одна волна переходит в другую, и абсурдно придумывать название для каждой.

– Вы работали со многими актерами, известными и неизвестными, а также снимались сами. Что вы думаете об этой профессии?

– У меня нет особого способа работы с актерами. Я люблю репетировать, но не те сцены, которые войдут в фильм. Эти как раз лучше снимать сразу, одним дублем. Сам я играл в эпизодах у Пола Остера, Уэйна Вонга, Аки Каурисмяки, Рауля Руиса – то есть всегда исключительно у друзей, и нетрудно заметить, что я не актер. Как режиссер я предпочитаю актеров импульсивных – таких, например, как Том Уэйте. Пускай у него нет разработанной актерской техники, но он инстинктивен и, кроме того, замечательный певец и поэт. Он – как растущий в лесу одинокий гриб.

– В начале карьеры вы были связаны со многими известными кинематографистами – Сэмом Фуллером, Николасом Рэем, Вимом Вендерсом, Роберто Бениньи. Как вы теперь к ним относитесь?

– Я пошел в Нью-Йоркский университет на трехлетнюю программу по кино и был не очень хорошим студентом. Когда после второго года у меня кончились деньги на учебу, меня взяли ассистентом к Николасу Рэю, который пришел преподавать на третий год. Я ассистировал ему и на фильме «Nick’s Movie», там же познакомился с Вендерсом, который снимал «Положение вещей». Я с большим уважением отношусь к этому режиссеру, но скажу честно: после «Положения вещей» его фильмы потеряли меня как зрителя. Роберто Бениньи, который снимался у меня в фильме «Вне закона», я узнал задолго до того, как он стал «феноменом». Это удивительный персонаж, его даже трудно описать. Как и Сэма Фуллера, который не входит ни в какую категорию. Правые считали его левым, и наоборот. Он работал в жесткой студийной системе, но в словаре за понятием Independents первой должна стоять его фамилия. Он делал фильмы «категории В», и они мне нравятся, как никакие другие.

– Вы против Голливуда?

– Красота кинематографической формы очень разнообразна. Ее можно найти в больших коммерческих фильмах, в арт-фильмах, в порнофильмах – в чем угодно. Я не против Голливуда. Просто сам предпочитаю быть вне этой ситуации. Продюсер, который прежде всего думает о бизнесе, со мной или сошел бы с ума, или угодил в тюрьму. Есть столько способов снимать фильмы, сколько людей их снимает.

– Вы находитесь на позиции маргинала, существующего на обочине мейнстрима?

– Это субъективно, но для меня всегда были важны в культуре те, кто вне мейнстрима: маргиналы, изгнанники в физическом или философском смысле. Именно они оставили самые сильные художественные высказывания. Я сам себя чувствую изгнанником в мире, где можно так обращаться с деревьями, камнями, с животными. Этот мейнстримовский способ мышления мне чужд. Я не люблю границы, страны, флаги – любые системы контроля над людьми.

Аки Каурисмяки

Свет окраины

Минималист, вернувший звуковому кино чистоту и невинность Великого немого: так определяют творческую личность Аки Каурисмяки. Его называют «Бергманом сегодня», «пролетарским метафизиком», «лучшим примитивистом после Фассбиндера».

Из режиссеров-современников ему близок Джим Джармуш и, по контрасту, Педро Альмодовар. В отличие от знаменитого испанца, Каурисмяки не позволяет своим героям разъезжать в автомобилях новейших марок, они не выращивают марихуану и не попадают в реалити-шоу. Однако, как и Альмодовар, Каурисмяки – полпред новейшей культуры своей страны, творец ее художественного имиджа. Он стал живописателем флоры и фауны Финляндии, ее физиологии и антропологии, ее рефлексов и нравов.

Сам режиссер – ипохондрик и меланхолик – вытесняет депрессию работой, которой он, по его уверениям, всячески стремится избежать. Именно поэтому частенько обращается к литературе, чтобы не корпеть над сценариями и сэкономить время для бара. В баре он якобы впервые прочел «Гамлета». А лучшие из всех баров, по убеждению Аки, находятся в Хельсинки, называются «Москва» и «Корона» и принадлежат ему самому на пару с его братом Микой Каурисмяки, тоже известным режиссером. Русским именем названа и кинокомпания «Спутник Ой». Братья придумали и реализовали еще один проект – проходящий на языческий Иванов день кинофестиваль в местечке Соданкюля: там никогда не заходит солнце и не кончается водка, а найти желанную темноту можно только в кинозале.

Каурисмяки пользуется репутацией маргинала и антиглобалиста, хотя на самом деле ворочает глыбами современных мифов и создает глобальное зрелище уходящей цивилизации, не только финской. В этом ему помогает особое положение Финляндии на карте мира и Европы. Он – человек окраины. В его фильмах отыгрывается география и история страны, примыкающей к России и имеющей с ней много точек пересечения. Далеко не единственная из них – то, что чубастая пародийная рок-группа, с которой режиссер сотрудничал и сформировал свой имидж, близкий нашему соцарту и стебу, называется «Ленинградские ковбои». Именно Каурисмяки использовал и обыграл клише западных представлений о России. Именно он создал привлекательный образ северного изгоя-алкоголика, бедного, но гордого, наделенного загадочной, почти славянской душой. Немаловажно и то, что предки Каурисмяки носили фамилию Кузьмины и были выходцами из Карелии.