Ради тебя - [38]

— Адрес в Томске есть?

— Нет. Она не в самом Томске, а где-то в деревне.

— Деревню знаешь?

— Нет. Она писала, что собирается ехать туда, кажется, даже называла деревню, но я не помню.

— Письмо не сохранил?

— Нет.

— Ну вот, — сказал сердито военком. — Если бы был точный адрес… А так — куда ты поедешь? Ну, куда?

— Да, — сказал он. — Ехать бессмысленно.

Военком собрал карандашные стружки и высыпал их в корзину.

— Может, все-таки поедешь? Я прибавлю тебе дней пять. Черт с ним, с выговором. Но ехать надо сегодня же, на первом же товарняке. Пока до Москвы, пока из Москвы, пока в Томск, пока из Томска… А куда из Томска?

— Не знаю. — Он подумал: «А где там, в этом Томске, искать? В Томской области не одна деревня, сотни деревень, в какую уехала мать? Кто ему это скажет? Никто, — подумал он. — Никто».

Военком спрятал нож в стол и задвинул ящик.

— Так едешь?

— Нет. Можно пол-Сибири обыскать.

— Это верно, — сказал военком. — Ладно, отдыхай здесь. Я устрою тебя в гостинице.

— Спасибо, — сказал он. — Я уже устроился.

Военком отметил отпускной и отдал его.

— Разрешите идти? — спросил он.

— Погоди, — задумчиво сказал военком. — Погоди, Кедров. — Военком смотрел на его выцветшую гимнастерку, на брюки в пятнах от ружейного масла и мазута, которым легко вымазаться, если ездишь в товарных вагонах или на танках, на пилотку, давно потерявшую форму, на разлохмаченные лямками мешка и автоматным ремнем погоны, на стоптанные кирзовые сапоги и хмурился.

— Что, они не могли одеть тебя поприличней? — спросил сердито военком. — Я б такого старшину в два счета выгнал.

— Старшину за несколько дней до моего отпуска зацепило, — ответил он, — Старшина ни при чем.

— Тогда сам ротный должен был позаботиться. Солдата пускают с фронта в отпуск одного на тысячу. Так и одеть надо было по-человечески.

— Ротный тоже ни при чем, — отметил он. — Все дело в спешке.

— Тебе не стыдно так ходить? — спросил военком.

— Нет. Мы все так ходим, — сказал он.

Военком не согласился.

— Это там. Здесь — другое дело. — Военком хлопнул ладонью по столу. — Вызови дежурного.

— Есть вызвать дежурного.

— Выйди, — сказал военком, когда он привел лейтенанта. — Подожди в коридоре.

Он вышел и прикрыл за собой дверь.

На улице все так же скандалили воробьи. Он подумал, что военком, пожалуй, прав — вид у него неважнецкий. Хорошо, что у него здесь нет никого. Он вспомнил о Наташе. Да, дело дрянь. Вшей, правда, у него нет, но вид… Может, купить обмундирование? — подумал он. — Сапоги — сапоги черт с ними, сойдут и эти, почистить как следует, и сойдут, а брюки и гимнастерку надо купить, — решил он. Деньги есть, чего над ними трястись. Девушке, наверное, стыдно ходить с таким оборванцем. Схожу на базар — решил он. — Военное тряпье и здесь продают, где его сейчас не продают?

Дверь открылась, и лейтенант, странно взглянув на него, скатился с лестницы и сейчас же вернулся с набитым вещевым мешком.

— Кедров, зайди! — крикнул военком.

Он вошел и увидел, что лейтенант вытряхивает на стул вещмешок.

— Прикинь, — сказал военком, подавая шерстяное офицерское обмундирование.

Он посмотрел на военкома, потом на лейтенанта.

— Это ваше?

Лейтенант покачал головой и показал глазами на военкома.

— Не твое дело, — обрезал военком. — Меряй.

Он приложил к плечам гимнастерку, взял концы брюк и распахнул руки.

— Точно, — сказал лейтенант.

— Сапоги какой размер? — спросил военком.

— Сорок первый, — ответил он.

— Это сорок второй. Держи. И фуражку. Забирай остальное, Васильев. — Лейтенант сгреб в мешок белье, полотенце, еще какую-то мелочь. Свободен, Васильев. — Лейтенант вышел.

— Если это обмундирование лейтенанта, я даром не возьму — сказал Игорь.

Военком разозлился.

— Что? Это почему же ты не возьмешь? Кто ты такой? Ну, отвечай.

— Я — Кедров.

— Кто? Кедров? — переспросил военком. — Дома на печи ты Кедров. Здесь — рядовой Кедров.

— Знаю, — сказал он тоже сердито.

— Ну, так и помалкивай, когда тебя не спрашивают.

— Есть.

Военком, услышав это «есть», успокоился.

— Мешок оставил один офицер, — пояснил военком. — Послать его мы не сумели — нет адреса. Мешок бесхозный, ничей. Куда его девать? Отправить в облвоенкомат? Еще присвоит какой-нибудь прохвост. Взять себе и пропить? Стыдно.

— Могли бы отдать кому-нибудь.

— Вот я тебе и отдаю его. Не потому, что ты мне брат, сват или еще кто-то, а потому, что не хочу, чтобы гвардеец в отпуску ходил как дезертир. Исправляю ошибку, которую сделало твое начальство.

— Была спешка, товарищ подполковник, — еще раз сказал он. — Начальство не виновато. — Мне бы дали все, не офицерское, конечно, но солдатское новое дали бы. Просто никто не подумал об этом. Не было времени подумать.

— Зато оно есть у меня. — Военком постучал пальцем по больной руке. — Три месяца, как у меня много времени. Не считая четырех, которые я провалялся в госпитале.

— А если придет тот офицер? Или напишет?

— Два месяца не едет, не пишет — значит, махнул рукой, — сказал военком. (Военком знал, что офицер этот уже никогда и никуда не приедет и не напишет. Офицер был убит, и вещи его пришли в военкомат, где он призывался, потому что у офицера не было семьи. В части думали, что здесь могут быть какие-нибудь его родственники, но офицер был детдомовец, и родственников у него не было). — В бане был?